Они вместе с толпой вышли во внутренний двор. Слева и справа в две шеренги возникли нищие. Наиболее дерзкие пробились к новобрачным, и жених оделил их из своего кармана. Родственники сгруппировались, взяли «молодых» в кольцо и таким образом эскортировали до машин.
– Ну как тебе? – спросила она.
– Богато живут…
– Ты про кого? – не поняла она. – Да это же для души. Наверняка уже лет двадцать в браке. Дети есть и внуки.
– Я про побирушек.
– Вовсе нет. Видишь иномарку… Она показала на «ауди», скромно притулившуюся за кустами палисадника.
– Ну…
– Теперь наблюдай.
Сибиряк прислонился к столбу церковной ограды.
Как только свадебная процессия расселась по машинам и укатила, из иномарки показался молодой человек в плотно облегающем джинсовом костюме и направился во двор церкви. На полпути он окинул взглядом местность, заметил Валентину и сибиряка.
– Привет, Виолка. Все просвещаешь провинцию? Правильно, неси культуру в массы.
– Это что, твой знакомый? – ощутив неприятный укол в области груди, спросил Фаломеев.
– Учились вместе. Неплохим математиком был. Все городские олимпиады выигрывал. Теперь смотри, что он будет делать. Внимательно смотри. Я сказала, смотри, а не пялься.
Алексей сделал вид, что отвернулся, и до рези скосил глаза.
Виолетин одноклассник вошел во двор церкви. От кучки попрошаек отделился самый колоритный типаж с костылями под мышкой и подошел к молодому человеку.
Они перебросились парой фраз, и мнимый инвалид что-то передал джинсовому.
– Что он ему дал-то? – недоумевал вслух Фаломеев.
– Деньги. Процент за аренду рабочего места.
– Великий математик пересчитывает вонючие бумажки?
– Когда один римский император ввел налог на отхожие места, ему говорили примерно то же. Однако он ответил: деньги не пахнут.
– Ты бы так не смогла, – убежденно сказал Алексей. – Не смогла.
Она с интересом посмотрела на сибиряка:
– Это хорошо, что ты так думаешь. Очень хорошо. Но не забывай, жизнь иногда преподносит нам обстоятельства, и они порой бывают выше чувства собственного достоинства, справедливости и даже любви.
– Нет. Обстоятельства чаще всего делаем мы сами, а потом сваливаем на жизнь.
– Бескомпромиссность черта хорошая, но не в личных отношениях. Пойдем-ка домой. По чашке кофе… Ах да, я забыла, чаю. Все хорошее имеет свой конец.
Заканчивается и мой перерыв.
Фаломеева приятно щекотнуло слово «домой». Конечно, она оговорилась, но как приятно, как будто у них был свой дом. Фаломеев никогда не имел своего дома. Служебку – да.
– Знаешь, я приеду в свою Нягань. Между нами будут лежать тысячи километров, болота, тайга, тундра, реки и озера – невообразимые российские пространства. Но разделить они нас не смогут до тех пор, пока ты хоть иногда будешь вспоминать и думать обо мне.
– Как поэтично.
– Не смейся.
Они пересекли двор на Басманной, где оранжевым бегемотом застыл экскурсионный «Икарус», в чреве которого громко храпел Победитель. Поднялись на второй этаж. Алексей поплелся на кухню заваривать чай. Валентина скрылась в комнате.
Глава 47
БОЦМАН
– Что ты сказал? – спросил Боцман.
– Я? – удивился Профессор. – Я ничего не сказал, я подумал…
– Ты сказал – Вэви.
– Это ты сказал.
– Вавин, – пьяно пробормотал Боцман.
– Ну, себя помнит, и то хорошо, – умиротворенно согласился Профессор. – А что, Вавин, давай еще супцу хлебнем?
Но Боцман уже снова свесил голову. Через час, когда богадельческая столовка закрылась, надо было снова идти к привычным местам.
Профессор основательно подрастерял свою авантажность, пока допер Боцмана до вокзальной площади. Товарищ оказался куда более восприимчивым к спиртному, чем можно было ожидать. Предстояло пересечь уйму открытого пространства, по которому то и дело носились очумевшие автомобилисты. Боцман так боялся автомобилей, как не боялся собак. Нынешние владельцы транспортных средств, скороспелые хозяева жизни, приобретали права за пару сотен баксов и два часа вождения под руководством не совсем трезвого «более опытного приятеля», весь опыт которого исчислялся таким же предварительным наездом и двумя побитыми иномарками в течение полугода.
– Что делается… Что делается… Честному человеку невозможно площадь перейти…
Боцманюга, шевели ногами, иначе в морг попадем. Ты готов?
– Вавин, – ответил Боцман.
– Правильно, твоя фамилия.
– Это не моя фамилия, – загадочно произнес Боцман.
– Тронулись?
Боцман согласно помотал косматой головой.
Слово «пионер» Профессор почему-то пел через "э".
Они сразу пошли в обход вокзала, чтобы попасть внутрь через платформу для электричек. Каково же было разочарование, когда у дыры их встретил молоденький мент и никакие уговоры на него не подействовали. Хорошо еще не сдал куда следует. Но Профессор знал еще одно потайное отверстие. Правда, до него пришлось шлепать метров пятьсот по помоечным задворкам. Они вышли на пути и побрели к платформам, по которым неслись пассажиры, подгоняемые словами диктора:
«Электропоезд на Карголово отправляется с десятой платформы. Девушка, вы уже не успеете, не стоит ломать каблуки. Через десять минут пойдет другая электричка. Всего-то десять минут! Если он любит, дождется».
– Вот гадство… – простонал Профессор.
– Что такое? В чем дело? – впервые очнулся Боцман.
– Вон гриб торчит, – показал он на платформу, в начале которой, как раз там, где и сейчас находилась импровизированная лестница из старых шпал, прохаживался милиционер.
То же самое наблюдалось и на других платформах.
– Торчит, как клизма, случайно забытая в жопе.
– Вот на ней бы я женился, – сказал он вдруг.
– На ком?
– На дикторше, – улыбнулся Боцман. – Веселая. Пошли к нашим, – вполне осмысленно предложил он.
Хмель с него слетел так же быстро, как взял. Есть такие люди. Их полно.
Сидят в компании за прекрасно сервированным столом и ничего не едят. Так, корочку хлебца мусолят. Когда у них спрашивают, нравится ли закуска и почему не притронулся, загадочно и авторитетно
