чернели не запорошенные снегом воронки. В одной из них пришлось переждать очередной налет. Поблизости упала фугаска. Посыпались отсеченные осколками, отломанные воздушной волной ветки.
Катуков показал рукой на дыры с заусеницами в кузове летучки, где стояла рация.
Мы поднялись в машину. Радист, прижав локоть к набрякшей кровью гимнастерке, повторял в микрофон позывные.
— Куда тебя? — спросил Катуков.
— В бок, товарищ командующий. Я еще, однако, ничего… Рация повреждена…
Но он был вовсе не «ничего». Темное пятно расползалось по гимнастерке, брюкам. Кровь капала на покрытый линолеумом пол. Радист выпустил микрофон. Голова, зажатая наушниками, упала на стол…
Мы вышли на улицу. Бомбежка продолжалась. Но Катуков шагал, ничего не замечая.
Вдруг он насторожился. Отрывистый в морозном воздухе хлопок выстрела и спустя мгновение — сухой треск разрыва.
— Этой петрушки я и ждал все время, — прислушался Катуков. — Неспроста они клевали с воздуха. Готовили дорогу танкам. Чуют, что сплошного фронта у нас нет.
Я не впервой подмечаю у Катукова охотничий нюх на врага. По едва уловимым приметам и признакам он догадывается о намерении противника, предвидит его маневр.
На деревенскую улицу влетел артдивизион, 76-миллиметровые пушки болтались, подскакивая за грузовиками, в кузовах которых, втянув голову в плечи, сидели бойцы.
Катуков перепрыгнул через канаву и встал на пути у машины. Худой, поджарый, с полушубком, наброшенным на плечи, в сдвинутой на затылок папахе.
По-собачьи взвизгнули тормоза. Машины остановились. Высокий капитан хлопнул дверцей кабины. На нем была зелено-желтая шинель. «Не наш», — решил я. Наша танковая армия щеголяла в голубоватых шинелях, подаренных монгольской делегацией.
Я подошел, ожидая громкого разговора. Но Катуков говорил с капитаном тихо, миролюбиво.
— Ну, правильно, не нашей ты армии и горючего у тебя ползаправки. Верю. Но пойми простую истину: нам, может, жить меньше часу осталось. Здесь штаб танкистов стоит. Прикрыть его нечем. Видал, что творится?
Капитан сочувственно кивнул.
— Понимаю, товарищ генерал, жду приказаний.
— Это по-человечески. Занимай оборону по высоткам северо-западнее Липовца. Стоять насмерть!
Машины развертывались, оставляя глубокие следы на нетронутом снегу обочин.
Мы с Катуковым и Брагиным вернулись в хату. Здесь были Шалин и Журавлев, обладавший удивительным свойством появляться в нужную минуту. В углу рядом с Брагиным сидел бледный Фан Фаныч.
— Связи нет? — подошел Катуков к Шалину.
— Нет, Михаил Ефимович. Послал офицеров. Но два полегли, не успев выехать за околицу. Прямое попадание.
— Без связи катастрофа, — Катуков стукнул кулаков о стол. — Гетман еще не успел очухаться после Гнивани. Не ясно, что на западе.
Он умолк, и мы прислушались к торопливым выстрелам танковых и самоходных пушек.
— Кириллыч, нужны политработники, — сказал Катуков. — Надежные, смелые. Добраться до частей, объяс- нить обстановку, помочь командирам. Политотдел еще не подошел?
— Никак нет, — доложил Журавлев. — Но начальник политотдела здесь и готов выполнить задание.
— И сам вижу, что ты здесь.
Катуков внимательно посмотрел на Журавлева, о котором частенько неодобрительно говорил: больно прям, больно безгрешен.
— Если член Военного совета не возражает, езжайте к Гетману.
К Катукову подошел Братин:
— Какие будут приказания, товарищ командарм?
— Что ж, коли так, товарищ майор, вам — путь на запад, как любят писать газетчики. Установить, что делает противник в районе деревни Счастливая. Откуда можно ждать его новой атаки?
Когда Журавлев и Брагин ушли, неожиданно заговорил молчавший все время Фан Фаныч:
— Я бы считал, товарищ Катуков, что штаб армии должен отойти. В таких условиях командный пункт работать не в состоянии. В любую минуту можно оказаться в лапах врага. Это же бог знает, что такое…
Фан Фаныч покосился на окна, которые тонким дзиньканьем отвечали на беспрерывные разрывы.
— Уверен, что товарищ Шалин поддерживает меня. Шалин отрицательно покачал бритой головой. Катуков неприязненно посмотрел на зеленого Фан Фаныча.
— Нет, нет и еще раз нет. Командный пункт отсюда не уйдет. Именно здесь его будут искать офицеры связи из корпусов и бригад. А кроме того, призывать части к стойкости, а самим «вперед, на восток»…
— Как угодно, — поклонился Фан Фаныч, — мне здесь больше делать нечего.
Едва дверь за Фан Фанычем закрылась, Катуков удовлетворенно вздохнул:
— Удрал и доволен. Зато приедет во фронт, наврет с три короба. Из породы тихих кляузников. И как ты, Михаил Алексеевич, терпишь его? Он иной раз у тебя часами сидит. Смирненький, тихонький, перочинным ножичком ноготки чистит…
Шалин тихо улыбнулся своей всепонимающей улыбкой.
— Пусть его. Разрешите доложить о мерах по обороне капэ?
Артдивизион, которым командовал капитан, неизвестный мне даже по фамилии, отбивал танковые атаки. Три наши танка — Катукова, Шалина и мой — из засад били по вражеским машинам.
Еще до захода солнца стали появляться офицеры связи. Командиры частей и соединений сами искали штаб армии, соседей, старались установить необходимые в бою контакты.
Вернулся Брагин. На заднем сиденье «виллиса» полулежал боец с перебитой ногой, которого на пути подобрал корреспондент. Из рассказа Брагина, из докладов офицеров связи вырисовывалась нерадостная картина.
Противник с северо-запада и юго-востока пытается отрезать армию. Немцы, почувствовав, что мы стали выдыхаться, что сплошного фронта нет, а оборона держится на отдельных, не всегда взаимосвязанных очагах, искали слабинку, прощупывали нас небольшими группами танков и пехоты (5–7 машин и до батальона пехоты).
Когда заработала рация Шалина, мы получили новые данные о налетах немецкой авиации на бригады, о бомбовых ударах по тылам.
Несмотря на некоторую стабилизацию положения, напряжение не спадало. И мы очень обрадовались, когда в деревню с северо-востока вошли наши танки. В первый момент даже не поняли — откуда они взялись.
С «виллиса», прежде чем он остановился, соскочил подполковник Бурда. Со своей неизменно доброй улыбкой подошел к Катукову. Но тот не дал доложить, радостно облапил командира бригады.
— Теперь живем! Теперь воюем…
Бригада Бурды, составлявшая армейский резерв, в отличном состоянии. Не поцарапанные осколками танки выходили на позиции.
Вдруг Катуков уставился на Бурду.
— Каким же образом ты узнал, что мы в беду попали? Связи-то с тобой не было!
— Начальник поарма сообщил, — Бурда кивнул на скромно стоявшего в стороне Журавлева.
А вскоре заработал и ВЧ. Ватутин приказал доложить обстановку и, выслушав Катукова, заключил:
— Сегодняшнее ваше положение ясно. Однако этого недостаточно. Через три часа дадите анализ намерений противника, нумерацию и состояние его частей, оценку собственных возможностей. Пошире, поглубже…
Бригада Бурды сдерживала немецкие танки и самоходки, курсировавшие в непосредственной близости от командного пункта. Но штаб оставался в зоне артиллерийского огня. Снаряды с громким шелестом
