Но это же блестящая перспектива – поработать в рамках конкурса и попасть в каталог, они так долго к этому шли!
– А что же она меня не разбудила?
Никола подошла и присела на краешек кровати.
– Она сказала, что ты поздно вернулся из мастерской и вы вчера уже попрощались. Просила тебя не будить… – Никола запнулась. – Томаш, ты отказался из-за меня?
Платье Божены лежало рядом с Томашем. От него пахло ее духами. Томаш смотрел на него, и ему казалось, что это длится утренний сон: вот он, голенький подарок, завернутый в красивое белье, – бери, Никола, тебе он должен понравиться.
– Да, – ответил он Николе и, утоляя утренний голод, привлек ее к себе, уже не стараясь сдерживаться.
Глава 5
Позвонив с утра Людвигу, давнему приятелю деда, до сих пор служащему в Итальянском консульстве, Божена не предполагала, что все так обернется. Она лишь хотела придумать себе на сегодня такое занятие, чтобы быть подальше от Томаша. Но когда Людвиг сказал, что они с Томашем – в списках официально приглашенных на конкурс, ее мысль судорожно заработала. Не дождавшись звонка секретаря, она договорилась с Людвигом о встрече и поспешила опередить Томаша, самостоятельно подписав контракт.
Это был, безусловно, подарок судьбы, присутствие которой Божена порой удивительно отчетливо ощущала. Оставить Николу наедине с Томашем, дать девочке разобраться в собственных чувствах – пусть она даже попробует пожить с ним. А чтобы ощущение вины не угнетало малышку, Божена решила поговорить с ней.
Исполнив все формальности, связанные с конкурсной регистрацией, она согласилась войти в состав референтов. Это позволяло улететь во Флоренцию сегодня же вечером, чтобы принять участие в организации конкурса, и избавляло от излишней волокиты – все брало на себя консульство.
Бесцеремонно отставляя Томаша в сторону, Божена знала, что делает. Они достаточно долго работали вместе, и от нее не укрылись перемены, происходящие с ним в последние несколько лет. Чрезмерно увлекшись текущими заказами, он уже давно не оставлял себе времени на творчество. В совершенстве владея ремеслом, он уверенно плавал по ювелирному морю, но… о небе не думал давно.
И она не хотела больше тянуть его за собой, подкидывать ему свои эскизы, не давая стать просто дамским угодником – не такая уж редкость среди ювелиров, – идущим на поводу у вкусов взбалмошных заказчиц.
Это был именно ее шанс. Ее, а не Томаша. «Мы» для нее уже перестало существовать.
И, наскоро расправившись с делами, во многом менявшими течение трех жизней, Божена позвонила Николе и условилась встретиться с ней.
Она пришла первой и уселась под белый зонтик ждать. Моросило, и Ратушная площадь была пустынна. Ветер гонял по ней залетные листья каштана, со старых домов на Божену смотрели животные, заменявшие когда-то домам номера. Она вспомнила их любимый с Томашем адрес – у Синей Лисы. И их прошлое, полное радости, захлестнуло ее память.
Воспоминания были объемными, вескими: казалось, их можно поставить на ладонь и подержать. Их счастье напоминало сказочную лепнину Старой Праги. Удивительные рукотворные животные – их чувства – были достойны того, чтобы занять свое место в музее чудесных вещей. «Но вот ведь сколько веков красивые вещи радуют глаз, – думала Божена, глядя на кукольный скелет с колокольчиком в руке, напоминающий о течении времени, – а красивые чувства исчезают бесследно… Жаль, что нет на свете такой шкатулки, в которой хранили бы прежнюю любовь – единственное украшение, достойное человеческой красоты».
…Никола появилась, как всегда, стремительно. Божена давно не видела сестру, и только теперь поняла, как много произошло за этот месяц. Лицо Николы словно высохло – но такое случалось и раньше: бывали недели перед экзаменами или спектаклем, когда балет забирал у нее все соки и не было сил на лишнюю улыбку или жест. Сейчас – не то. У нее был больной, истерзанный ожиданием и виной взгляд. Именно от этого Божена хотела избавить ее. По детски непосредственное лицо сестры изменилось, превратилось в лицо страдающей женщины. У Божены сжалось сердце. И именно в эти мгновения, отмеренные последними шагами сестры, она окончательно решила уехать.
Никола как-то по-детски выгнулась и наклонилась к столу, упершись в него локтями. Лицо ее оказалось прямо напротив глаз Божены. От веселой дерзости, еще совсем недавно вздергивавшей тонкие брови, не осталось и следа. Только покорность и тишина наполняли длинные серые глаза.
Божена коснулась губами высокого лба, и Никола, чуть отпрянув, села.
– Колочка, я уезжаю, мне надо кое-что рассказать тебе.
От простоты услышанного и нежной улыбки сестры Никола посветлела.
– Мы с Томашем решили расстаться. Последние месяцы только работа удерживала нас вместе.
Божена видела, как Никола внутренне сжалась, услышав имя Томаша. И, стараясь казаться спокойной, не сразу поняла, о чем говорит Божена. Но вдруг счастливая улыбка прорвалась сквозь внутренние заслоны и тут же стыдливо спряталась.
Божена умышленно не смотрела Николе в глаза. Она мягко дарила сестре свободу, очищая ее чувство от страха и вины. Она открывала ей самостоятельный путь к Томашу.
Она слишком хорошо знала мужа, но сестра за последнее время успела стать для нее незнакомкой. И поэтому Божена не знала, какое будущее у этой истории. Она лишь направляла ее в другое, более свободное русло, надеясь несколько умерить бурливость потока, нахлынувшего и на сестру. Таинственность отношений была на руку Томашу, но она уже успела отравить это тонкое создание, рожденное танцевать на свету, а не скрываться в тени.
Не обращая внимания на смущенное молчание Николы, Божена продолжала:
– У меня к тебе две просьбы: большая и маленькая. Во-первых, мне даже некогда собраться. Я улетаю
