Армия распалась, царя не было, и это не считалось дезертирством. Никого не арестовывали. Но фронтовики вели себя по-иному, они принесли в село новый дух. Многие из них принесли с собой винтовки. Они прошли горнило войны, знали на собственном опыте, что это такое. Рассказывали нам о своих бедах, о больших потерях на фронте. Многие пришли с фронта без ног, без рук, все это было наглядно, и поэтому у нас, возможно, даже неосознанно пробуждалась ненависть к царскому режиму.
Пока отец был на фронте, мама нас воспитывала, следила за тем, чтобы мы хорошо учились, прививала любовь к труду.
Четвертый класс сельской школы я закончил в 1915 году. Запомнился эпизод, связанный с Законом Божьим. Этот урок мы изучали с неохотой, преподавал священник. Дело подходило к выпускным экзаменам. У меня по всем предметам были пятерки. На носу — Закон Божий. Я про себя думал: если вытяну билет по Новому Завету, безусловно отвечу, а Ветхий Завет знал хуже.
Во время экзамена был небольшой перерыв. Все вышли из класса, в том числе и комиссия, а мы с моим одноклассником Белоконовым Иваном остались. Используя этот удобный момент, я быстро перебрал лежащие на столе билеты и выбрал билет с вопросом «Сотворение мира и человека». Мой одноклассник тоже нашел для себя приемлемый вариант. Я, недолго думая, послюнявил палец и прижал его к билету, оставив на нем еле заметный след. Только я закончил эту операцию, открылась дверь и вошла комиссия.
Первым по алфавиту вызвали меня, поскольку в классе не было учеников с фамилией на «А». Я подошел к столу, взял свой билет и начал «чесать» как стихотворение. Все остались довольны моим ответом, в итоге — «отлично».
Я успешно окончил школу с похвальным листом. Мама спросила:
— Что будем делать дальше?
— Наверно, надо учиться.
— Я тоже так думаю.
— А как же вы одна будете? — Мы родителей всегда называли на «вы».
— Ничего. А куда бы ты хотел?
— Или в Широкое, или в Сурско-Михайловку. У моей бабушки, второй жены моего деда Андрея, в Сурско-Михайловке жил родственник по прозвищу «Губернатор». Так созрело решение поехать в Сурско- Михайловку, которая находилась в 12 километрах от нашего села.
Здесь я хочу отметить, что мой дед Андрей Федорович после смерти любимой всеми бабушки Варвары женился во второй раз. В честь бабушки мои родители первую дочь назвали Варварой.
Сначала дед хотел жениться на соседке, вдове по имени Калина, но отказался от этой мысли после разговора со старшим сыном — моим отцом.
— Я хочу жениться на Калине, — сказал дед.
— Ну что вы, у нее трое детей, да нас сколько. Мы не потянем такую большую семью.
— Так ведь у нее земля есть. И потом, ее сыновья уже работают, так что справимся.
Но, несмотря на все убеждения, отец мой остался непоколебим, категорически возражая против этой женитьбы. Разъяренный дед взял в углу старый сапог и запустил в отца, попал в нос и перебил его, сам того не ожидая. Обычно они всегда жили дружно, но в тот момент дед был настолько озлоблен на старшего сына за нежелание его понять, что не заметил, как вышел из себя.
Отец вынужден был поехать в больницу, где ему нос забинтовали. Как напоминание об этом случае, у отца на носу осталась горбинка.
Так дед и не женился на Калине, а женился на другой женщине. Мы ее все очень полюбили, она была доброй, относилась к нам с вниманием. Почему-то я был ее любимым внуком.
В Сурско-Михайловке новые родственники нас с мамой приняли хорошо. Там было двухклассное земское училище. «Губернатор» нам сказал, что директора училища зовут Алексей Маркович и он его знакомый. Я даже не исключаю, что «Губернатор» предварительно поговорил с ним обо мне.
Мы пошли к директору. Мама с Алексеем Марковичем побеседовала, попросила принять меня в училище, показала похвальный лист. Алексей Маркович был очень любезен, посмотрел похвальный лист и сказал: «Молодец». Потом он спросил: «А где же он будет жить?» Мама моя, предполагая возникновение подобного вопроса и обдумав его заранее, сказала: «Я думаю, что у «Губернатора». Алексей Маркович, видимо, чувствуя, что вопрос будет решен положительно и с кое-какой выгодой для него, в конце концов сказал: «Что ж, я готов принять его». Затем он объяснил, когда начинается учеба, какие учебники будут нужны. Я записал в тетрадке названия учебников. Напоследок он сказал: «1-го числа — учеба».
Мама тут же принесла двух уток, которых заблаговременно захватила с собой. Алексей Маркович взял их и поблагодарил ее.
Мама сообщила «Губернатору», что меня приняли в училище, и спросила, можно ли будет мне у них пожить. «Губернатор» задумался, потом сказал: «Я думаю, что да».
Спустя десять с лишним лет я заезжал в Сурско-Михайловку. Я подъехал к дому «Губернатора», но соседка сказала, что они тут уже не живут. На мой вопрос, где они сейчас, она ответила: «Не буду рассказывать». Я подумал, что их раскулачили, ведь наши родственники были богатыми людьми. Поэтому я не смог поблагодарить их за то, что они меня в свое время приютили.
Возвращаясь к моей учебе в училище, хочу отметить один случай. В середине первого учебного года Алексей Маркович собрал всю школу и сообщил: «У нас радостная весть. По нашему ходатайству наш отличник Сережа Бельченко начнет получать с нового учебного года стипендию в размере 120 рублей». Это была годовая стипендия, что в те времена было неплохой поддержкой. Я был стипендиатом земской уездной управы, один на всю школу, по ходатайству Алексея Марковича. Он знал, что я был из бедной семьи.
Все летние каникулы я работал дома, помогал маме по хозяйству и периодически ходил на поденную работу к помещику. Второй год я жил опять же у «Губернатора». Я не думаю, что мама платила за мое проживание, поскольку он был богатым человеком. У него работало 6 военнопленных немцев и венгров. Тогда правительство делало так — дабы не кормить пленных, отдавало их помещикам и кулакам, где они работали и кормились. Я подружился с этими военнопленными, разучивал и распевал с ними песни. Все пленные понимали русский язык, а некоторые вполне прилично разговаривали.
Мой старший брат Иван, проработав к этому времени 2–3 года в Соленом в кооперативной лавке мальчиком на побегушках, устроился продавцом в кооперативный магазин в Сурско-Михайловке. В таких магазинах крестьяне могли покупать все необходимое для семьи и для хозяйства. Брат тоже жил у «Губернатора».
В конце октября 1917 года приехали из Екатеринослава (ныне г. Днепропетровск) двое моих соучеников по двухклассному училищу и зашли ко мне в школу. Они к тому времени уже учились во вновь созданной украинской гимназии в Екатеринославе и предложили мне поехать с ними и поступить в эту гимназию. Обнадежили, что это возможно.
Классическая мужская гимназия № 1 находилась на Соборной площади в Екатеринославе, и там учился один из моих друзей детства, впоследствии профессор Ленинградского горного института Николай Константинович Морозенко. Я ему очень завидовал, а тут появилась такая возможность стать гимназистом. Надо сказать, что в эту классическую гимназию, где учился Николай, принимали детей только богатых родителей, и мой друг — крестьянин-середняк — оказался там единственным, так как был талантлив и его рекомендовал туда хороший знакомый отца, какой-то ученый.
В Екатеринославе была еще частная гимназия, которой заведовали две сестры-немки Биттнер. Там, кстати, обучалась и моя будущая супруга. Ее отец был земским врачом, и для их семьи такое обучение самой младшей дочери было возможно.
Я очень обрадовался предложению моих знакомых и согласился с ними поехать. Рассказал об этом своему старшему брату. Иван мне резонно возразил: «А где ты будешь жить?» Я сказал, что при гимназии имеется общежитие. Подумав, брат не стал возражать и дал мне немного денег. Документов у меня никаких не было.
По приезде в город мои друзья привели меня к директору украинской гимназии. Вид у него был очень внушительный и солидный. Он являлся профессором, носил благообразную бородку. Как оказалось, он знал моего учителя Алексея Марковича и высоко ценил его как педагога. Для зачисления в гимназию нужно было сдать ряд экзаменов. Существовала приемная комиссия. Успешно сдав все экзамены, я был зачислен в
