– Это?
– Это! – Палец Харуджа уперся в большое темное пятно на рукаве.
Старик закрыл глаза.
– Ты думаешь, что так тебе будет лучше видно?!
– Это кровь,– прошептал заглянувший через плечо господина Фикрет.
– Это кровь? – спросил резко успокоившимся голосом Харудж.
Старик молча кивнул.
– Фикрет, обыщите дворец еще раз. Все подвалы, зиндан[34]… – Харудж не договорил, лицо его осветилось тихим демоническим светом.– Не надо осматривать весь дворец. Пошли людей взглянуть, чем занимается наш испанский друг, генерал Тобарес. И если он на месте, приведите его сюда.
Абдалла, отправившийся во главе команды в дворцовую тюрьму, вернулся очень быстро.
– Испанца нет. Наши стражники зарезаны.
Харудж повернулся к сгрудившимся на подушках старикам и оглядел их с некоторым даже интересом.
– Клянусь всеми сурами Священного Корана[35], всеми – от первой до последней и от последней до первой, то, что вы сделали, глупо. Испанца я поймаю. А если не поймаю, то он все равно не успеет вам помочь.
Сзади к Харуджу подошел на цыпочках Фикрет.
– Прибыла делегация граждан Тлемсена.
– Чего они хотят?
По сияющему лицу усача было видно, что желают они сделать его господину что-то приятное.
– Хорошо, я сейчас выйду к ним.
– А что делать с этими? – поинтересовался Абдалла. Харудж задумался, а потом сразу же понял – делать с ними можно все что угодно и все равно что.
– Удавить.
Даже привыкшие к решительности своего господина пираты удивились. И восхитились одновременно. Уважение к вождю проникло на новую глубину в их души.
Это надо же, настоящего шейха взять и удавить: кто во всем Магрибе мог бы позволить себе такое и после нисколько не пожалеть?!
Никто, один лишь краснобородый Харудж.
Надо сказать, что сам новый повелитель Алжира о своей торопливости слегка пожалел. Дело в том, что депутация от жителей Тлемсена просила ни много ни мало, как о помощи против своего шейха, принявшего сюзеренитет испанской короны. От них же поступило известие, что посланный Харуджем конный отряд без всякого сопротивления занял город Тенес, и сейчас легкомысленный султан его под охраной направляется в Алжир, чтобы предстать перед судом главного и единственного защитника всех мусульман Восточного Магриба.
Харудж, выслушав эти сообщения, понял, какого лишил себя удовольствия. Сухощавому, быстро остывающему трупу Салима не расскажешь об этих победах.
В мутных закатившихся глазах не прочтешь вопль стариковского отчаяния и бессилия.
Приказав готовиться к пиру по случаю блистательных побед, уже совершившихся, и тех, коим еще только предстояло совершиться, Краснобородый приказал:
– Испанца надо догнать. Пошли самых лучших людей.
– Доставить живым?
– Думаю, он уже в тех местах, где его легче убить, чем пленить. Убить в данном случае достаточно.
Глава седьмая
МОНАХ И ЛЕЙТЕНАНТ
Вы еще не забыли о бравом Мартине де Варгасе? Он дольше всех сражался с непобедимым пиратом. Он ни за что не желал признать себя побежденным. Мы расстались с ним в тот момент, когда он наблюдал за торопливой эвакуацией остатков испанского гарнизона с вершины рыночной башни Алжира. Лейтенант не позволил им раствориться в беспорядочном бегстве. Он собрал всех борцов за свою жизнь и принудил сделаться борцами за интересы испанской короны. В тот момент они состояли в том, чтобы отсидеться до темноты в зарослях на берегу Алжирского залива, а ночью вплавь добраться до острова Пеньон и попытаться овладеть его укреплениями. Такую задачу ставил перед собой Мартин де Варгас.
Как это ни удивительно, его план удался. Гребешок – так переводилось название острова – был захвачен двумя десятками мокрых и полуголых испанских пехотинцев. Они продрожали до самого утра, не смея зажечь огонь, чтобы не привлечь к себе внимание нового гарнизона. Если солдаты дрожали в основном от холода и страха, то их лейтенант трясся от нетерпения. Он умолял рассвет явиться поскорее, чтобы можно было без помех выяснить, сколько сарацин осталось на батареях острова, перерезать их и дать хорошенький залп по предательскому городу, павшему на колени перед отъявленным морским негодяем.
И эта часть плана, за исключением последнего пункта, была выполнена. Люди Харуджа, оставленные на Пеньоне, были обнаружены сонными возле потухших костров, среди пустых и полупустых винных кувшинов. Они были безжалостно и мгновенно перебиты: испанский солдат, как известно, мстителен, в этом своеобразность его очарования. Дав своим расхрабрившимся бойцам дожевать остатки холодной рыбы и дохлебать остатки терпкого алжирского вина, Мартин де Варгас погнал их на ту батарею, что была специально предназначена строителями форта для бомбардировки Алжира в том случае, если в этом возникнет необходимость.
Необходимость возникла.
Но не было никакой возможности удовлетворить ее.
Коварные пираты взорвали все орудия, направленные в сторону города. Те, что смотрели в сторону моря, из которого, как мечтал Мартин де Варгас, должна была вскоре появиться громадная испанская эскадра, были в полнейшей исправности.
Его новые подчиненные снова пали духом. Их можно было понять: объективно они были безоружны против любой, самой осторожной попытки сарацин вернуть остров под свое подчинение.
Лейтенант, само собой разумеется, сдаваться не собирался. Как это нет выхода?!
Есть!
Надо перетащить пушки внешнего форта на батареи внутреннего.
На перетаскивание каждой кулеврины уйдет как минимум день, резонно заметили ему.
День так день, бодро отвечал он. Будучи лейтенантом, он сумел настоять на своем. Испанские солдаты свято чтят своих офицеров, в этом вторая черта их своеобразного очарования.
Обливаясь потом, ломая ногти и обдирая ладони, проклиная судьбу и непреклонность своего начальника, испанцы сумели к середине дня перетащить громадную, неуклюжую толедскую пушку на то место, с которого она могла бы угрожать беспечному Алжиру.
Стоило им распрямиться и вытереть горючий пот, как выяснилось, что радоваться рано. От пристани отошел одномачтовый двадцативесельный галиот – такие использовались в те времена для плавания между городами в виду берега. Судя по поведению галиота, ни в какие другие города он плыть в данный момент не собирается, а намерен пристать к Пеньону и, не исключено, выгрузить на его поверхность с полсотни пиратов. То, что их на борту множество, было видно издалека.
Усталость испанских солдат как рукой сняло, но взамен явилась не готовность сражаться, как надеялся лейтенант де Варгас, а паника. Пришлось ему в который уже раз проявлять свою железную волю. Шестерых он погнал на внешний форт за каменными ядрами, еще шестерым велел сбегать в пороховые погреба и притащить бочонок пороха. Вместе с остальными он занялся установкой громадного орудия в положение, пригодное для немедленной стрельбы.
Галиот приближался. Пираты смеялись и балагурили. Это были в основном не абордажные рубаки, а артиллеристы. Им было велено привести укрепления в порядок после ночных взрывов. Харудж хотел, чтобы его город ни на один день не оставался без охраны.
Испанцы с истерической скоростью исполняли приказания своего лейтенанта, у них не было времени задать себе вопрос, за каким дьяволом они притащились на этот остров, когда можно было бы тихо и
