собой опрокинулся громадный шандал со свечами. Стеарин потек по картам, пламя жадно лизало зеленое сукно скатерти.
Картежный дом весь с разных концов загорелся и в одночасье сгорел, как свечка, несмотря на то, что все присутствующие, включая приезжих нечестных игроков, приняли посильное участие в тушении пожара. Причем жулики суетились больше всех, мобилизовали всех присутствующих на «борьбу с несчастным случаем», устроили живую цепочку с ведрами от водоразборной колонки, чтобы «спасти хотя бы здание»... Хотя чего уж там было спасать, все совсем сгорело...
Пожар затих только под утро, потому что под утро пошел дождь и зашипели головешки. Под дождем и паром, в косых струях рассвета стояли на пепелище измазанные сажей люди.
Все картежники погрузились в глубокое молчание, а один из глубокомысленных наглецов, без приглашения явившихся играть в «подкидного дурака», вдруг сказал, еле сдерживая слезы:
– Да, товарищи! Вот видите, что случилось! Из этого все мы должны извлечь самые серьезные уроки. Баловаться с огнем нельзя! Запомните это! Зарубите себе на носу! А раз вы не сумели уберечь наш дом, то мы теперь на пепелище разведем стройку, и вам, конечно же, придется немало потрудиться, чтобы загладить свою вину. За работу, товарищи! Складируйте уцелевшие балки, и мы построим картежный дом еще лучше прежнего. Но только не трусить, не хныкать и не увиливать! Все сами во всем виноваты, товарищи, и нечего искать каких-либо иных причин. Вы можете сказать, что виноваты мы, как причина, но мы вам на это возразим, что вы сами нас пустили с вами нечестно играть в карты. Кто мешал вам съездить нам по морде еще на пороге игорного дома, а?
Вот такую историю рассказал мне один коммунист, когда мы с ним удили ершей на бетонных плитах канала Москва–Волга, построенного заключенными по приказу коммунистов, чтоб Москва стала портом пяти морей неизвестно для чего. Коммунист этот недавно вышел из партии, но это, как говорится, «уже совсем другая история». И это их докука – выходить, заходить, реорганизовываться. Мне до этого нет ровным счетом никакого дела.
Один водопроводный слесарь был не в ладах со своей профессией, и его не выгоняли с работы только потому, что у нас, в Советском Союзе, некому больше работать. Однажды слесарь шел ранним утром по улице, опустивши голову и сжимая в потной руке фибровый чемоданчик со своим нехитрым инструментом. Внезапно он вздрогнул. Хлопнула дверца, и из автомобиля «Запорожец» вышел толстый лысый человек с кожаной индийской сумкой через левое плечо.
– Простите, вы не слесарь-сантехник? – спросил он.
– Да, это я, – ответил водопроводный слесарь.
– Не могли бы вы мне помочь? У меня течет кран на кухне и плохо работает смеситель в ванной. Я вам, конечно же, хорошо заплачу.
– Что ж, попробуй, – согласился рабочий.
Они шагнули в однокомнатную квартиру толстяка, расположенную на первом этаже девятиэтажного блочного дома в Теплом Стане (местность на юго-западе г. Москвы).
Слесарь заметил только длинное зеркало в прихожей, а в полуоткрытую дверь комнаты – серый ковер- палас на полу да большой черный телевизор с надписью, выполненной металлическими немецкими буквами «ГРЮНДИГ». Потому что его сразу же провели на кухню, где он мгновенно определил: течь крана происходит не из-за прокладочек (чего он сильно опасался, потому что их, резиновых, у него не было), а просто из-за того, что разболталась стопорная гайка. Он ее и подтянул. А в ванной было и того проще: смеситель чуть-чуть «ушел»... Слесарь помедлил и вежливо попросил половую тряпку, но ему никто не ответил, потому что хозяин «Запорожца», однокомнатной квартиры и «Грюндига» уже смотрел, открыв рот, выступление будущего президента М.С.Горбачева на одном из Съездов народных депутатов СССР.
– Хозяин! – заорал слесарь. – Дай тряпку!
– А?.. – Толстяк оторвался от телевизора и выдал слесарю требуемое.
– Тут просто надо хомуты перетянуть... – начал было слесарь, но хозяин, уже не слушая его, вновь вернулся к телевизору, и рабочий заметил, что остекленные стеллажи книжных полок были наполнены значительным количеством красивых книг с красивыми корешками.
Сердясь, он быстро, буквально за 30 секунд, сделал свою незамысловатую работу и собрался уходить, складывая в свой фибровый чемоданчик незамысловатый инструмент.
Кончилась речь М.С.Горбачева. Хозяин вышел проводить слесаря и дал ему 5 рублей одной синей бумажкой.
– Во дает! – сказал он (хозяин) об увиденном (о М.С.Горбачеве).
– Товарищ, а вы, случайно, не коммунист? – вдруг озарило слесаря.
– Да, я коммунист. А что? – удивился хозяин.
– Да так, ничего, – сказал слесарь, с благодарностью принимая деньги.
Однажды один муж приехал из командировки раньше времени, а любовник спрятался от него в платяном шкафу, которых в квартире было ровно три.
– Здесь его нет! – в бешенстве воскликнул муж, открывая первый шкаф.
– Здесь его нет! – в бешенстве воскликнул он, открывая второй шкаф.
Он открыл третий шкаф. Прямо на него глядело дуло револьвера.
– И здесь его нет! – в бешенстве воскликнул муж, закрывая третий шкаф.
Философ всегда вспоминал этот старый одесский анекдот, когда в годы так называемого застоя различные прогрессивные люди, в рамках коммунистической идеологии, страшно удивлялись на страницах отдельно взятых журналов и газет, что у нас в стране ну буквально ничего не получается, кроме вреда и глупости, и все искали, искали, искали причину такого аномального явления...
Один богатый купец, любящий Оскара Уайльда, стиль модерн, постимпрессионистов и Стравинского, решил с целью декаданса доверить свою дочь коммунистам. Но дочери у него пока не было, и тогда он пошел в рабочие кварталы, чтобы зачать ее у какой-нибудь бедной вдовы, перебивающейся с хлеба на квас. Его мерзкая, извращенная натура взяла свое, и вскоре, отобрав за большие деньги ребенка у несчастной Дуси, негодяй отбыл в Париж, а рабочая женщина вскоре спилась и погибла в своем новом доме, который злобные враги коммунизма вроде Троцкого позднее клеветнически назвали «публичным».
Так что родившаяся дочь купца сначала воспитывалась в XIX арондисмане Парижа близ русской церкви, которая всегда вызывала у купца неприязнь, потому что он был уверен: Бога нет, отчего и решил доверить свою дочь коммунистам.
Жизнь блестяще доказала ему, как он ошибался в своем атеизме. Доверив свою дочь коммунистам, он окончательно погрузился в разврат, что и привело его в белую армию генерала Деникина, которую он снабжал сапогами и нижним бельем. Если бы тогда был СПИД, то купец непременно бы им заболел, но СПИДа тогда не было, а купца в Новороссийске ударили пустой шампанской бутылкой по голове, отчего он и не смог отступить с белой армией в любезный его сердцу развратный Париж, где его дожидалась уютная квартирка рядом с тем самым домом, где жила чета Мережковских.
...Отгремели бои Гражданской войны, коммунисты восстанавливали разрушенное военными действиями хозяйство, поля, но потом все снова разрушилось ввиду тоталитаризма. Купец уже ничего не видел на один глаз, он побирался по дорогам, не имея документов, но его не трогали, потому что он вдобавок оказался еще и одноногим, весь был во вшах и блохах, а также зарос седым грязным волосом до неузнаваемости. На плече у него обычно сидело маленькое желтое животное, которое пронзительно верещало, когда его хозяин с кем-нибудь заговаривал, прося денег. Мрачная картина!
И вот случилось так, что судьба занесла его в бывшие рабочие кварталы. Он ощупью нашел знакомые ступеньки якобы «публичного» дома и, толкнув привычную дверь, очутился среди гула звонких молодых голосов рабочих, красноармейцев и нераскулаченных колхозников, молитвенно твердивших имя его дочери. Маленькое желтое животное пронзительно верещало и угрожающе махало розовым кулачком, а купец упал бездыханным, потому что это был музей его дочери, которую он некогда доверил коммунистам и которая
