Аксенов

ответ мой был легкомысленным и тривиальным. Дескать, не стареют душой ветераны, «оставайтесь, друзья, молодыми», как в советской песне. Беру свои слова обратно, ты прав, я думаю, стал под конец Вася стариком. Можно спорить по деталям, но суть, разумеется, в том, что он не хотел становиться стариком…

А.К.: А становился мало-помалу.

Е.П.: И это следовало из всей его натуры тоже. Из того же романтизма, например. Старость? Не может быть. Так не может быть! Ведь он прожил такую огромную, насыщенную, осмысленную, интересную жизнь, что ему погружаться, вязнуть в болоте старости западло было, да?

А.К.: Да. Жизнь в таких случаях и таким людям навязывает некоторые… ну ложные, что ли, решения, загоняя их в ловушку. Ты вот это сделай, жизнь исподтишка советует, и тогда ты и себе самому, и всем вокруг, и вообще жизни и старости докажешь, что ты вовсе не старик…

Е.П.: Где-то я это уже читал. В одной старинной книге, где искушали одного молодого человека тридцати трех лет. Дьявол ему говорит: «Прыгни со скалы для доказательства существования Бога». Помнишь?

А.К.: Помню. И как эта книга называется, тоже помню… Но здесь не совсем то. Жизнь подкидывает… как сказать?.. ну, такие как бы возможности. Ты же не старый еще человек, Василий, ты чего же, дурашка, опасаешься-то? Вот ты думал, что ты старый, а какой же ты старый?! Вот тебе, пожалуйста, замечательный выход… Но это не выход на самом деле, а тупик, ловушка, капкан. Человек, вместо того чтобы спокойно, умело, по-стариковски вытащить приманку, бросается туда, и его прихлопывает, как мышь в мышеловке. Старость побеждает.

Е.П.: Я тебя прекрасно понимаю, но предлагаю далее не обсуждать эту «прекрасную тайну товарища». Давай лучше поговорим о бытовых деталях старости. Я как-то, помню, еще в те годы, рассматривая нашу совместную фотографию, вдруг обнаружил у него на макушке маленькую такую лысинку. Притом что седины у него в волосах совершенно не было никогда.

А.К.: Зато усы у него были совершенно седые. Мы с ним этот феномен много раз обсуждали. Я ему говорил: «Как странно ты устроен: у тебя в шевелюре практически нет седых волос, а усы — совершенно белые. Вот у меня наоборот…» На что он мне каждый раз однотипно отвечал: «Уж не думаешь ли ты, что я волосы крашу?»

Е.П.: А он не красил?

А.К.: Никогда. У него действительно так был устроен волосяной покров.

Е.П.: Скажи, пожалуйста, ты не помнишь, он в жизни чем-нибудь серьезно болел?

А.К.: Ну не знаю. У него диабет был, поэтому он и шампанское пил только брют. Потом незадолго до его первого приезда в Москву из Америки, когда у меня еще не было с ним прямой связи, я не помню, от кого услышал, что Васе сделали операцию, сложную, на предстательной железе. В те теперь уже давние времена даже в Америке эту операцию еще не делали в один раз, а делали в два этапа. Операция эта и сейчас не очень простая, но, как тебе сказать, — такая рутинная считается.

Е.П.: Да, он мне рассказывал об этом в городе Вашингтоне, когда я к нему приехал в девяностом году и мы с ним гуляли по этой тихой американской столице. У меня фотография осталась, как он мне покупает в китайском магазине майку с надписью по-русски «Свобода». Он мне тогда и поведал эту историю, присовокупив, что удивляться тут нечему, что мы ребята уже немолодые.

А.К.: В рекламе по телевизору утверждают, что аденома простаты после сорока лет у каждого второго мужчины…

Е.П.: Мне тогда было сорок четыре во время этой нашей встречи, Васе — пятьдесят восемь. На шесть лет меньше, чем мне сейчас, на девять, чем тебе.

А.К.: Извини, что перебиваю, но просто кстати: прекрасно описаны эти симптомы в романе «Новый сладостный стиль», когда старый Корбах вдруг обнаружил, что может мочиться, только уперев руку в стену над унитазом.

Е.П.: Васю тоже в экстренном порядке в клинику увезли, а медицинские подробности опускаем. Думаю, что было ему тогда пятьдесят семь. Тьфу, привязались эти цифры. Меня всегда раздражало, когда в компании, где старшие, какой-нибудь из них меня спрашивает: «Тебе сколько лет?» Я, к примеру, отвечаю: «Пятьдесят два». А мне в ответ: «Да ты еще совсем мальчишка!» Сейчас, когда почти все старшие уже на кладбище, меньше раздражает.

А.К.: Как-то так слово «кладбище» в контексте нашей темы звучит…

Е.П.: Звучит, как сказано, как слышится, так и пишется. Так вот, Василий мне рассказывал, что когда его привезли на операцию, он с жизнью мысленно попрощался — дескать, пожил, и хватит.

А.К.: Но это действительно довольно тяжелая болезнь.

Е.П.: Да я знаю.

А.К.: А кардиостимулятор ему вставили? А уже упомянутый диабет? Ты про диабет почему-то забываешь, а у него был довольно сильный диабет, и меня всегда удивляло, когда мы с ним ходили по московским заведениям, что он практически не соблюдает никакой диеты. То есть он заказывал все, что диабетикам есть нельзя, и ел со вкусом, довольно много, всегда с приличным аппетитом.

Е.П.: Например?

А.К.: Например, сладкое на десерт. Правда, почти никогда не брал мясо, предпочитая ему рыбу. И выпивал бокал, а то два, а иногда, если уж совсем разгуляется, три бокала красного вина. И я знаю, что он до определенного времени не принимал никаких лекарств от диабета, хотя сахар в крови у него был очень высокий. Потом, правда, посадили его на таблетки. Но до уколов инсулина дело не дошло.

Е.П.: Ты знаешь, я вдруг сейчас вспомнил, как мы однажды встречали какой-то Новый год в Доме кино, две тысячи какой-то… Были, помню, Ахмадулина с Мессерером, Тонино Гуэрра… Столы, можно сказать, ломились, но шампанского — сухого или брюта — не было. Вася говорит: «Мне полусладкое шампанское нельзя». — «А другого нет, — ему отвечают, — другое найти невозможно». Вася нахмурился, пошептался о чем-то с официанткой, и, к нашему величайшему изумлению, она вдруг принесла несколько бутылок отменного новосветского брюта. Бард Миша Кочетков недавно утверждал, что якобы после его телепередачи «Гнездо глухаря», где мы с Васей вместе выступали, Миша привез нас к себе домой и напоил Васю спиртом с виноградным соком, внушив ему, что по составу эта смесь ничем не отличается от шампанского. Что-то я сомневаюсь в подобной Васиной внушаемости…

А.К.: Диабет — болезнь наследственная, генетическая, как правило, если не ошибаюсь, от женщин наследуется, а многие еврейские женщины больны диабетом. И, пожалуй, наверно, больше действительно ничем не болел наш Василий Павлович, был очень спортивный, тренированный человек. Баскетболист, бегун, йог, плавал прекрасно, ну а в молодости еще и в волейбол играл, и это было видно. Он был такой, я бы сказал, не накачанный, а крепкий.

Е.П.: Крепкий, вот именно. До старости крепкий.

А.К.: У него были очень мощные ноги. Он ведь поднятием тяжестей для накачивания плечевого пояса никогда, насколько я знаю, не занимался. Зато всегда бегал, играл в баскетбол, отсюда и ноги такие — с большими икрами. Он поэтому джинсы не любил носить, особенно когда стал немолодым человеком. В молодости носил, и сидели они на нем — извини, Вася! — плохо. Он джинсы носил, когда все их носили, когда только-только мода на джинсы появилась, и ему деваться было некуда. И то он клеши такие носил джинсовые, это одно время супермодно было.

Е.П.: Вообще он к бегу относился даже с каким-то маниакальным упорством. Он бегал везде, где оказывался. Во всех городах и весях. Я тебе уже рассказывал, что когда мы втроем поехали в Крым, где мы с Ерофеевым беспробудно пьянствовали, он каждое утро нас будил, чтобы и мы, значит, к нему присоединялись. Ну, мы из уважения к старшему товарищу трусцой за ним трусили с похмелюги, но если он утром бегал минут сорок — час, то лично у меня терпения хватало минут на десять, после чего я тихонечко возвращался к месту нашей стоянки. Это все немножко напоминало нравы элиты города Томска, где тогда правил будущий перестройщик и борец с алкоголизмом Егор Лигачев,