Ловкий викинг распахнул дверцу, и Шурик рухнул лицом в асфальт, причем оказалось, что в правой руке, которую он до сего момента не показывал, у него зажат уже знакомый магистру пистолет с черной матовой трубкой.
Влад Соловьев взял пистолет, рассмотрел его и, не оборачиваясь, помахал Фандорину: идите, мол, сюда. Тот приблизился на плохо сгибающихся ногах, встал чуть поодаль от неподвижного тела.
– 93-я «беретка», – уважительно сообщил Соловьев. – Серьезная волына. Сажает тройными очередями. Похоже, я вляпался в какашечную историю. Кто этот геноссе?
Он пнул носком ковбойского сапога безжизненно вывернутую руку лежащего.
Ответить Николас не успел, потому что рука вдруг ожила: схватила Влада за сапог. Шурик, не вставая, весь изогнулся, и сдвоенным ударом обеих ног подсек противника под другую щиколотку.
Соловьев грохнулся навзничь, а киллер резко поджал колени к подбородку и прыжком вскочил на ноги. Не дав викингу опомниться, с размаху ударил ботинком (сегодня поклонник шестидесятых был не в кедах, а в тяжелых туристических вездеходах) по пистолету – оружие отлетело в сторону и запрыгало по асфальту. Завершив разворот на каблуке, Шурик нанес удар в обратном направлении – целил врагу в подбородок, однако Влад увернулся, сделал кувырок через голову и выпрямился. Вся спина замечательного кремового пиджака теперь была в черных разводах.
Выставив руки перед собой чуть выше пояса, Шурик ринулся вперед. Замелькали руки, ноги, сливаясь в единый круговорот, словно лопасти вентилятора. Раньше Николас видел такую рубку только в гонконгских фильмах и считал, что это чистой воды трюкачество. Короткие хриплые выкрики перемежались сочными звуками ударов. Видно было, что схватились два мастера рукопашного боя, но это не давало Фандорину права оставаться в стороне от схватки. Он тоже закричал во все горло и бросился на киллера. Не для того, чтобы сбить его с ног – куда там, а чтобы отвлечь на себя и хоть этим помочь обороняющемуся Соловьеву.
Помощь оказалась невеликой. Даже не обернувшись, Шурик выбросил ногу назад, попав Николасу точнехонько в пах, и магистр присел на корточки. Бескрайняя вселенная вмиг сжалась до размеров ушибленного места.
Утиным шагом Фандорин отковылял в сторону. Господи, как же ему было больно!
И тут пострадавший увидел пистолет: он лежал себе возле бровки, безучастно поблескивал под солнцем. Забыв о боли, Николас кинулся к оружию, схватил его и развернулся – в самый раз, чтобы увидеть финал впечатляющего единоборства.
Влад Соловьев, пятившийся назад под натиском вертлявого Шурика, зацепился высоким каблуком за крышку канализационного люка. Покачнулся, взмахнул руками, и немедленно получил мощнейший удар подошвой ботинка прямо в незащищенную грудь. Упал, раскинув руки, и остался лежать без движения.
– Ни с места! Руки вверх! – крикнул киллеру Фандорин, выставив вперед руку с пистолетом.
Никогда еще ему не приходилось держать боевого оружия, однако Николас знал, что где-то на рукоятке должен быть предохранитель. Если его не снять (или если с него не снять?), выстрела не будет.
Левой рукой магистр пошарил по гладкой поверхности справа, слева, сдвинул какой-то рычажок. Оставалось надеяться, что это и есть предохранитель. Теперь требовалась крайняя осторожность – чуть двинешь указательным пальцем, и может выстрелить.
– Руки вверх! – еще раз крикнул он Шурику, который стоял над поверженным противником и глядел на магистра со снисходительной улыбкой. Покачал головой, двинулся к Николасу.
– Стоять! – повысил голос Фандорин. – Я выстрелю! Честное слово!
Шурик честному слову явно не поверил и шага не замедлил.
Николас столько раз видел эту сцену в кино, что у него возникло явственное ощущение дежа вю: дилетант с пистолетом в дрожащей руке, и злодей, который твердо знает, что нормальный, цивилизованный человек не сможет выстрелить в упор.
– Не надо! – предупредил Николас, сам чувствуя, что в его голосе предательски звучат просительные нотки. – Остановитесь! Не надо! Не вынуждайте…
– Надо, Федя, надо, – с напускной строгостью перебил его Шурик, почему-то назвав Фандорина чужим именем, и протянул руку к ходящему ходуном стволу.
В этот миг Николас со всей определенностью понял, что никогда и ни за что не сможет пустить пулю в человека, который смотрит тебе прямо в глаза и улыбается. От ужаса и беспомощности пальцы магистра непроизвольно сжались, а пистолет вдруг взял и сам по себе глухо чмокнул три раза подряд. Очень быстро: чмок-чмок-чмок.
Шурика словно переломило надвое. Он сложился пополам, продолжая смотреть на остолбеневшего Фандорина. Губы киллера еще были растянуты в глумливой улыбке, но глаза удивленно расширились, и стало видно, что один из них, как прежде, голубой, а другой почему-то карий.
Это у него во время драки выскочила цветная линза, сказал себе Николас и попятился назад. Шурик же немного постоял в нелепой скрюченной позе и повалился боком на асфальт. Он лежал согнутый, зажимал обеими руками живот и все растягивал, растягивал губы в улыбке.
Николасу стало невыносимо страшно. И он сам не знал, чего боится больше: того, что этот человек сейчас умрет, или что он поднимется и снова пойдет на него с этой своей жуткой улыбкой.
Однако Шурик и не вставал, и не умирал – он дергал ногой в тяжелом ботинке и через ровные промежутки негромко повторял:
– А…А…А…А Изо рта у него стекала кровь, и уже набежала небольшая темная лужица.
Очнулся Влад. Сел, помотал головой, словно прогоняя хмель. Посмотрел на Николаса, на лежащего Шурика. Легко поднялся, подобрал связку ключей. Вытер рукавом безнадежно испорченного пиджака разбитый рот.
– Завалил гниду? – спросил Соловьев, переходя на «ты». – Круто. Слушай, Майкл Джордан, ну у тебя и дружбаны. Ты видел, как он меня метелил?
– У него пятый дан по карате, – объяснил Николас, не сводя глаз с раненого киллера. – Нужно «скорую помощь».
– Это точно. – Влад подошел, встал рядом. – Пятый дан? Тогда понятно. У меня-то четвертый. Ну, чего любуешься? Видишь, человеку нехорошо. «Скорая помощь» у тебя, ты и домачивай.
Он кивнул на пистолет, все еще зажатый в руке Фандорина. Николас оторопело уставился на Соловьева. Неужели он предлагает добить раненого?
– Ты чего, в первый раз, что ли? – Влад покачал золотистой головой. Тогда тем более круто. Такого волка уделал. Не менжуйся, братишка, довинчивай. Все равно отходит. Он бы нас с тобой расчикал – не моргнул… Ну! А, ладно, дай я.
Вынул оружие из вялых пальцев магистра, прицелился Шурику в голову.
– Не гляди, если такой нежный.
Надо было воспрепятствовать убийству, но Фандорина охватила странная апатия, сил хватило только на то, чтобы отвернуться.
Еще одна чмокающая очередь, и аканье прекратилось.
Соловьев обхватил Николаса за плечи и быстро повел к «ягуару».
– Всё, земеля, всё. Ходу.
Наскоро обтер «беретту» платком, вытащил из рукоятки не до конца отстрелянный магазин, пустой пистолет кинул на асфальт. Пояснил:
– А то пацанята местные подберут, еще дел наделают. Обойму после выкину. Лезь в тачку, чудесный незнакомец. Ну, я с тобой и запопал.
На первом же светофоре Соловьев протянул руку:
– Начнем церемонию официального представления. Влад Соловьев.
Фандорин, запнувшись, назвался так:
– Нико… Николай Фандорин.
– Интересный ты человек, Коля. Просто лом у меня на интересных людей, нет мне от них никакого житья. Ты не пузырься, претензия не к тебе, а к Господу Богу. Извини, конечно, за праздное любопытство, но кого мы с тобой урыли? – Он искоса взглянул на мучнисто-белое лицо магистра истории. – По виду и
