в лице усиленной, федеративной Югославии.
В этой обстановке роль искры в назревающем конфликте сыграла знаменитая пресс-конференция Димитрова в январе 1948 г. Болгарский руководитель находился в тот момент в Бухаресте, где его принимали не просто торжественно, а с триумфом. Он прибыл в Румынию для подписания Договора о дружбе между двумя странами. На обратном пути Димитров дал пресс-конференцию журналистам, на которой назвал вопрос федеративного объединения восточноевропейских социалистических стран «несвоевременным», но тут же поспешил добавить: «Когда вопрос созреет, а это, безусловно, будет, наши народы, страны народной демократии (Румыния, Болгария, Югославия, Албания!) решат его. Им надлежит решить, что это будет – федерация или конфедерация, когда и как она будет создана. Можно сказать, что то, что делают сейчас наши народы, в значительной мере облегчает разрешение этого вопроса в будущем»[38].
Г. Димитров имел за своими плечами огромный политический опыт; он не мог не понимать, что выступает с инициативой колоссально важной и одновременно чрезвычайно рискованной. Он прекрасно понимал, что реализация проекта создания федерации весьма проблематична – слишком различны народы, которые в ней предлагалось объединить. Такая идея уже была в старой программе Коминтерна, но касалась она лишь Балканского полуострова[39]. Димитров сознавал, сколь «несвоевременными» были условия для такой федерации. И все же он выдвинул свою идею, предложив участвовать в ее реализации всем восточноевропейским странам в равной степени, исключая СССР. Более того, к своему проекту он добавил также программу тесной экономической интеграции. Это была совершенно новая концепция. И вновь она была высказана без предварительных консультаций с советскими руководителями, без предварительного одобрения Кремля.
Предложение Димитрова вызвало гнев у Сталина. Он усмотрел в его инициативе и в нарастающей дипломатической активности Тито контуры реальной оппозиции внутри создаваемого с таким трудом социалистического лагеря. Газета «Правда», официальный рупор Кремля, подвергла Димитрова резкой критике и выразила неудовольствие его «проблематичными и фантастическими „федерациями“ и „конфедерациями“.
К) февраля 1948 г. в Москве состоялась тяжелая, Нервная встреча Г. Димитрова с советскими руководителями. На ней присутствовала и югославская делегация во главе с Э. Карделем. Тито на встречу не приехал. Разговор вел только Сталин. Он обвинил Димитрова в том, что тот ведет себя как глава несуществующего Коминтерна. А затем задал свой главный вопрос: «Федерация с кем и против кого?»[40] Какие-либо попытки создать в Восточной Европе коалицию или иную другую единую для восточноевропейских государств структуру должны были, по мнению Сталина, осуществляться только под эгидой Советского Союза, и никаким иным путем.
Спустя более 30 лет после разрыва со Сталиным, когда Тито уже доживал свои последние дни, загребское телевидение показало эту встречу 1948 г. в трагикомедии под названием «Большой напор».
Вот как описывает ее югославский исследователь В. Дедиер: «Встреча началась в 21.15. Сталин сидел во главе стола, а справа от него расположились Молотов, Маленков, Жданов, Суслов, Зорин. Слева от Сталина сидели Димитров, Коларов и Костов, а далее югославы – Кардель, Джилас, Бакарич. Встречу открыл Молотов, который сразу же, во вступлении, сказал, что существуют серьезные расхождения между Советским Союзом, с одной стороны, и Югославией, Болгарией – с другой, и что это недопустимо с партийной и государственной точек зрения. Молотов перечислил эти расхождения. Он назвал сначала заключение югославско-болгарского договора о союзе, затем заявление Димитрова о федерации восточноевропейских стран и балканских государств, включая Грецию, и, в-третьих, Албанию.
Когда Молотов перешел ко второму вопросу, вызвавшему недоразумения, и коснулся случая с заявлением Димитрова о федерации и таможенной унии, Сталин прервал Молотова и сказал: «А все, что говорит Димитров, что говорит Тито, за границей воспринимается как сказанное с нашего ведома».
Сталин вел беседу в крайне резких и грубых тонах, высказывая свое крайнее недовольство тем, что югославские и болгарские руководители действуют без консультаций с СССР, ставя его перед свершившимися фактами. Раскритиковав идею создания федерации с включением в нее всех восточноевропейских стран, И. Сталин высказался за немедленное провозглашение федерации между Югославией и Болгарией, имея в виду, что впоследствии к ней присоединится Албания. «Этот вопрос созрел», – повторил он свою любимую фразу.
Э. Кардель признал, что с болгаро-югославским договором, возможно, была проявлена спешка. В то же время он напомнил, что проект договора был своевременно направлен правительству СССР и что во внешней политике между СССР и Югославией нет расхождений. Кардель сказал, что он не помнит ни одного внешнеполитического вопроса, по которому югославское правительство не консультировалось бы с советским.
На это Сталин грубо ответил: «Неверно, вы вообще не консультируетесь».
В связи с направленностью югославско-болгарского договора «против любой агрессии, с какой бы стороны она ни исходила», он заметил: «Но ведь это же превентивная война. Это обычная громкая фраза, которая только дает пищу врагу».
Оправдывая намерение направить в Албанию югославскую дивизию, Э. Кардель утверждал, что этот шаг не представляет угрозы миру. Он вновь напомнил, что еще раньше по просьбе албанского правительства туда был направлен югославский авиаполк, и это не вызвало никаких осложнений. Сталин возразил и по этому поводу.
Хотя он был гораздо более резок с Димитровым, чем с югославами, Сталин прекрасно отдавал себе отчет, что подлинным препятствием для его намерений является Белград, а не София.
Димитров стоял во главе страны, потерпевшей в войне поражение, успех повстанческого движения в которой стал возможным только с приходом Советской Армии. За Тито стояло государство, рожденное в долгой и победоносной освободительной борьбе.
Джилас, присутствовавший на встрече в Москве, так прокомментировал происходящее: «Стало очевидно, что для советских лидеров с их великодержавным менталитетом, никогда не забывавших о том, что Красная Армия освободила Румынию и Болгарию, заявления Димитрова и строптивость Югославии были не только ересью, но и отрицанием „священного права“ Советского Союза. Димитров сделал попытку оправдаться, но Сталин без конца прерывал его, не давая закончить».
И общий нелицеприятный вывод: «Сталин наконец проявил свое истинное лицо. Его мудрость обернулась грубостью, а отстраненность – нетерпимостью».
Сталин тем временем продолжал настаивать на создании федерации Югославии, Болгарии и Албании:
«Такую федерацию необходимо создавать, и чем скорее, тем лучше. Да, если это возможно, то даже завтра! Давайте немедленно согласуем это».
