– Черт тебя возьми, Анри! Ну почему ты всегда занят своими делами, в то время как я хочу, чтобы ты занимался моими?! – выкрикнул он с порога, не замечая поклон и знак внимания своих офицеров.
В следующее мгновение мы вылетели с ним во двор, где нас поджидали слуги и превосходные кони.
– Могу я осведомиться, куда мы так спешим? – спросил я Раймона.
– Как куда? К донне, укравшей мое сердце, конечно. К прекрасной Геральде из замка Лавор! Вот куда.
Любовная осада замка Лавор длилась несколько дней, за которые Раймон испытал все оружия бога Амура и, наконец, был вынужден признать, что дама Геральда – поистине неприступна и целомудренна. Правда, это обстоятельство никак не повлияло на то, что Раймон продолжал любить прекрасную донну всю оставшуюся жизнь, то и дело вспоминая о ней.
Унижение тулузского графа
На паперти против церковных дверей Раймон опустился на колени перед аналоем, на котором лежали священные реликвии и дары Христовы.
Раймону подали какую-то бумагу, и, сощурившись, граф прочел одно за другим все приписанные ему прегрешения, от первого до последнего. После чего он поклялся впредь не нарушать законов церкви и во всем беспрекословно подчиняться повелениям Папы и его легатов. Не предпринимать ни единого шага без дозволения на то церкви.
Шестнадцать вассалов графа, присутствующих тут же на экзекуции со свечами в руках и без головных уборов, но не в рубищах, повторили за Раймоном его клятву.
После этого Милон подошел к Раймону и надел веревку ему на шею. Все затаили дыхание, я вытащил наполовину свой меч, когда кто-то из наших рыцарей остановил меня, бросившись мне на шею и прикрыв, таким образом, оружие. В противном случае и мне, и моему графу пришлось бы туго.
Раймон с трудом поднялся, и тут же легат потянул его за собой, точно животное. Граф попытался что-то сказать, но опустил глаза и последовал за Милоном, который развернул его спиной к толпе и начал стегать пучком розог.
Я закрыл глаза, считая удары и слушая при этом биение собственного сердца. Наконец легату, похоже, надоело пороть графа, и он снова потянул его за веревку, таща Раймона в церковь. Вслед за ними туда повалил народ, так Что уже через несколько минут вокруг меня образовалась такая давка, что нельзя было не только выбраться из церкви, но и поднять руку или переставить ногу.
Здесь, насколько я слышал, находилась могила Петра из Кастельно, в убийстве которого церковь, в частности, обвиняла моего господина. У надгробия Милон развернул Раймона так, чтобы он видел выгравированную надпись, после чего снова начал избивать его.
Все удары Раймон вытерпел по-рыцарски стойко, ни единого стона, ни одного лишнего слова не добился от него легат. Граф Тулузы был жестоко оскорблен и унижен, в его глазах и глазах его вассалов, присутствующих на экзекуции, стояли слезы стыда и гнева.
Но Раймон ничем не выдал своего состояния, взглядом приказывая и нам молчать, подчиняясь несправедливой судьбе.
Тщательно исполнив все предписанные в таких случаях действия, Милон вновь поставил Раймона на колени, снял с его шеи веревку и торжественно надел на него белый плащ крестоносца.
Пересохшими губами граф начал повторять за легатом клятву служить церкви, уничтожать ересь и отправиться вместе с аббатом Сито в поход против еретиков южных провинций —то есть против Тулузы!
Когда судилище закончилось, в соборе сделалось нечем дышать, рядом со мной потерял сознание какой-то старик, но не сумел упасть, удерживаемый со всех сторон стоящими впритык людьми.
Не понимая, что происходит, прелат благословил присутствующих на экзекуции людей, разрешив им покинуть собор. Но его услышали лишь передние ряды, которые и так уже не могли повернуться, невольно напирая на охраняющих святых отцов стражей. Наверное, сгорели несколько мерных свечей, прежде чем в соборе началось какое-то движение, и мы стали разворачиваться и продвигаться к выходу. При этом успевший умереть старик был вынесен из собора, рухнув только на паперти, где было свободнее.
Гонцы смерти
После судилища граф казался разбитым и несчастным. Он позволил усадить себя в карету и отвезти в лагерь крестоносцев в Леон. Откуда они должны были двинуться на Тулузу. Молча смотрел он перед собой, не желая вступать в какие-либо разговоры.
Я сидел напротив Раймона, не смея заговорить. Да и что я мог сказать? Лезть с утешениями? Вновь спорить, доказывая неправоту графа?..
Когда сгустилась мгла, и мы уже достаточно далеко отъехали от Сен-Жилля, он порывисто схватил меня за руку, приказав немедленно покинуть его и скакать в Тулузу, обороной которой я должен был руководить.
– Возвращайся домой, мой милый Анри, я сделаю все, что только будет в моих силах, для того чтобы убедить аббата Сито и участвующих в походе сеньоров помиловать Тулузу. Теперь, когда я принял крест и стал одним из них, позорно для воинства аббата Сито нападать на нас! – Я почти не видел лица Раймона, слабо освещенное факелами идущих по обеим сторонам от кареты слуг, но почувствовал, как у того заблестели глаза и забилось сердце. – Ты бы напал на земли своего союзника, бьющегося плечо к плечу рядом с тобой?
– Нет, мой повелитель, – я почувствовал, как захолонуло сердце. Вот, оказывается, какой план вынашивал все это время мой сеньор!
– Так вот, если в тех, кто ведет этот поход, есть хоть капля благородства, чести или хотя бы здравого смысла, они не предпримут подобных позорных действий. – Он тихо засмеялся. – Но даже если предпримут, я повелеваю тебе, мой Анри, Анри Горгулья, Анри Лордат!
Я вздрогнул, услышав свое настоящее имя.
– Властью, данной мне Богом, я повелеваю тебе, Анри Лордат, защитить Тулузу от вторжения кого бы
