уголовным делам, вместе отмечали профессиональные праздники, обмывали очередные звания и награды. Подумав, он набрал телефон одноклассника, который занимал высокую должность в прокуратуре. Как говорится, деревенька наша маленькая...
Разговор начал издалека. Как жена, как дети, как дача? Само собой, как наши? Какие новости? И услышал:
– Ты Леху помнишь?
– Леху, Леху... Постой...
– Толстый такой. Из параллельного класса. Ну? Вы еще в ДЮСШ вместе ходили. Ну? Вспомнил?
– Ах, Леху! Погоди... Так он в ГИБДД!
– Точно! Спалился Леха! Ты в гостях у него бывал?
– Да что ты! – Он обрадовался, что и в самом деле, не сподобился. И так искренне прозвучало! – Ни разу! – И тут же соврал: – Мы давно не виделись.
– А я вот заходил зимой, – вздохнул одноклассник. – Новый год, то да се... Как-никак, вместе учились. Ну, я тебе скажу, хоромы! Каменный особняк в три этажа! И забор из кирпича! Крепостная стена, а не забор! Я еще подумал: откуда? А он смеется: наследство, мол. Вот за это наследство...
– Взятки, что ли, брал?
– Бери выше! Номера перебивал на угнанных машинах! Не сам, конечно, он был организатором. Информацию, короче, сливал. С его подачи крутые тачки и угоняли.
– Да ты что?!
– У него в гараже «Ламборджини» нашли.
– Угнанную?
– Зачем? Свою! Купил вполне легально, правда, не на себя оформил, на тещу. А у тещи пенсия по старости и больше никаких доходов. Ну а ты-то как? – спохватился одноклассник.
– Нормально.
– А чего звания очередного не присваивают?
– Ты меня спрашиваешь?
– Вот так всегда: честному человеку ходу нет, а какая-нибудь мразь... Ты, Андрюха, не парься. Главное честь мундира. Придет и наше время.
– Придет, – упавшим голосом сказал он.
– Надо бы встретиться, посидеть...
– Надо бы.
– Я нашим позвоню. Повод будет – соберемся.
– И я подойду.
– Ну как же без тебя! – рассмеялись на том конце провода. – Молодец, что позвонил! А то бегаем, суетимся. Надо встречаться. Общаться надо. Правильно я говорю?
– Правильно.
– Ну бывай.
Он положил трубку и обхватил руками голову. Каменный особняк, «Ламборджини»... Понятно, что не на зарплату. Но раньше обходилось как-то. Все берут. Причем, везде. Маленький человек берет мало, большой берет больше, а уж те, которые на самом верху, хапают столько, что в обеих руках не унесешь! Все берут. А можно еще бизнес организовать. Как Леха. Криминальный. Или как... как он сам. Кузнецова-то вспомни! Каменный дом на такие деньги, конечно, не построишь, но ведь главное – начать. Суммочка там, суммочка сям...
Хлопнула дверь. Он поднял голову: Сашок Феофанов. Подошел к столу, открыл ящик, потом другой, стал в нем рыться... И вдруг спросил:
– Андрей, а как та девчонка?
Он вздрогнул:
– Какая девчонка?
– Хорошенькая такая, черненькая. Которая сказала, что ее изнасиловали. Маша, кажется.
– Она забрала заявление.
– Вот как? – удивился Сашок. – А почему?
– А то ты не знаешь, как это бывает, – усмехнулся он.
– Родители парня на нее нажали, да? У них, вроде, денег много.
– Решили полюбовно.
– Это она зря.
– Зря, не зря... У нас что, проблем мало? Все равно был бы отказ в возбуждении дела. А то ты не знаешь, – повторил он. Сказанное дважды эффективно вдвойне. Надо нажать.
– Ну, шанс-то был. Впрочем, ты прав. Забрала и забрала. Нам меньше хлопот. Хорошо, когда люди меж собой договариваются полюбовно.
Он перевел дух. Феофанов не станет выяснять подробности. Принял как должное. Обошлось.
– Ты Мамаева знаешь? – спросил вдруг Сашок, перестав рыться в ящике.
– Мамаева? Какого Мамаева? – он все еще думал о Лехе, о Маше.
– Следователя.
– Сан Саныча? Маму? Конечно, знаю!
– В больнице он, – мрачно сказал Сашок.
– Как так: в больнице?
– А так. С неделю уже. В темном подъезде, ножом в живот. Говорят, шпана. Шпана! Эх! Как там говорится? На одного честного двух нечестных дают. Вот кто-то и подсуетился. Мамаев не брал, все знали. И то, что он в больнице... Решили попугать, да, видать, перестарались. Чудом жив остался.
– Погоди... – он вытер пот со лба. – Ранение тяжелое?
– Да. Я ж сказал: ножом в живот. Повреждены жизненно важные органы.
– Надо к нему зайти.
– Если пустят. Попробуй.
– Я ж с ним недавно разговаривал! Умный мужик! – горячо сказал он. – Знающий!
– А нужны сговорчивые, – усмехнулся Сашок.
Андрей разволновался:
– Как же так, а? Слушай, я, пожалуй, прямо сейчас пойду!
– Иди. Привет передавай, если пустят. А начальство будет спрашивать, я тебя прикрою. Дело святое.
Он все никак не мог собраться с мыслями. Как же так? Леха в СИЗО, Мамаев в больнице. Маша... С Машей все в порядке. То есть, будет в порядке. Мысли путались.
Зашел в магазин, машинально купил фрукты, сок, минеральную воду. Пустили его только когда показал удостоверение.
Мамаев лежал уже не в реанимации, а в палате на двоих. Врач, к которому он зашел, перед тем как навестить Сан Саныча, обнадежил. Ранение тяжелое, но кризис миновал. Лицо у Мамаева, который если и знал об этом, то верил с трудом, было пепельное. Сан Саныч едва шевелил губами, но ему обрадовался. Просвистел:
– Андрей... Молодец... Пришел...
– Я вот зашел.
– Спасибо... Плохо мне...
Андрей растерялся. Стоял в дверях, прижав к груди сумку с продуктами, и ни туда ни сюда. Пахло больницей, и хотя все перебивал запах хлорки, нюансы таки различались: свежая кровь, гной, грязные бинты, лекарства... Плохо выглядит Сан Саныч, сразу видать, что ранение серьезное. Неужели лечащий врач соврал, что кризис миновал? Вот она, смерть. Руку протяни и – вот она! Как же так? Мама, с которым не один пуд соли съели, и вдруг – смерть. А ведь не старый еще. Да какое там, старый! С сорокалетием год назад поздравляли!
Пересилив себя, он подошел к кровати и сказал Мамаеву:
– А ты молодцом! Хорошо выглядишь! Я вот тут принес тебе...
Он огляделся: куда бы поставить сумку? Стало вдруг не по себе: знал бы Мама, на какие деньги все это
