достойное место в любом Дому, главное, выбери правильно – с кем тебе общаться и с кем дружить. Здоровья в тебе много и махаться ты умеешь, не зря же ты по полной отдуплил тех рогометов в общей хате… Теперь для тебя очень важно, на какую сторону ты встанешь. Не уподобляйся многим тупоголовым спортсменам, или просто здоровым быкам, не становись на сторону беспредела, и тогда честные арестанты тебя заметят и оценят…
– Да, я понял, – кивнул Егор.
– Как попадешь на зону, и по первой будешь общаться там с блаткомитетом, ты в разговоре сошлись на меня, мол на одной киче вместе парились. Меня ведь во многих домах знают, и если что, я дам тебе хорошую рекомендацию перед бродягами.
– Спасибо.
– Снова ты облажался со своим лоховским «спасибо», – усмехнулся Вован.
– Вот елки, – с досадой пожал плечами Егор, – опять забыл.
– Да ладно, это совсем не косяк, просто маленькая оплошность первохода.
– Слышь, Серега, а у меня вот такой вопрос, – нетерпеливо дернул положенца за рукав Вован.
– Вот допустим, менты чисто по беспределу закатали честного арестанта в хату с петухами, так что ему делать, сразу ломиться с этой хаты или как?
– Ломиться с хаты, по-любому, западло, – усмехнулся Серега.
– Нужно сделать так, чтобы сами петухи оттуда ломанулись.
– А как же одному заставить выломиться всю петушиную толпу из их собственной хаты?…
– Да как хочешь, главное, чтобы результат был. Нет готового рецепта на все случаи жизни, и зачастую приходится действовать по ситуации…
На следующий день Сергея должны были перевести обратно в Бутырку, угодливый вертухай ему об этом сообщил заранее, и поэтому Мастер в течение дня мог спокойно собрать свой баул. Пока он неторопливо собирался, Вован подсел на шконку к Егору и тихонько шепнул ему:
– Слышь, Каратила, у меня к тебе базар есть.
– Чего? – вскинулся Егор, зубривший в это время английские слова по словарю, который ему разрешили оставить с собой.
– Давай мы с тобой сделаем братский подгон Сереге на память.
– Какой подгон? – не понял его Егор.
– Ну, я Сереге подгоню свой свитер, он у меня еще из дома, маманя вязала, – так же шепотом пояснил тот,
– А ты, если конечно не жалко, подгони ему свое одеяло, оно у тебя козырное. Сереге будет приятно, и память о нас останется…
– Да о чем вопрос, – кивнул Егор, безразлично взглянув на оставшееся ему «в наследство» одеяло,
– Для Сереги действительно не жалко.
– Ну так пойдем подгоним ему шмотье, пока он складывается.
Вован первым подошел к Сергею, задумчиво укладывавшему свои вещи в объемистую клетчатую сумку.
– Серег, вот прими от меня на память свитер, это моя мамка вязала, – он протянул Мастеру аккуратно сложенный красивый белый свитер ручной вязки.
– Душевно, Вован, – от души рассмеялся Серега, принимая подарок.
– Я такого хохмача, как ты, и так не забуду…
– Сергей, прими и от меня маленький подарок, – подошедший Егор протянул Мастеру свое одеяло, то самое, за которое он два дня назад устроил бойню в общей хате.
– Спасибо, Егор, – Сергей с улыбкой кивнул головой и взял одеяло, положив его на шконку рядом с собой.
– Тебя я тоже не забуду… Мож еще где свидимся с вами, пацаны, жизня, она ведь штука длинная… Всегда буду рад с вами пообщаться.
То, что приверженец старых воровских традиций Мастер употребил неиспользуемое среди арестантов слово «спасибо», было знаком особого расположения к Егору, и тот, несмотря на свою неискушенность это понял. Понял это и Вован, шепнув Егору чуть позже:
– Ну ты сила, неспроста Серега тебя так выделил. Значит, что-то такое он в тебе разглядел…
Егор, не зная, что на это ответить, только молча пожал плечами.
Утром Кота, накануне очень поздно пришедшего домой, вырвала из сна громкая трель дверного звонка. Кто-то очень настойчиво и бесцеремонно трезвонил у входной двери, не дожидаясь, пока хозяева проснутся и отопрут.
– Иду, иду, ну кому еще там неймется…
Кот как сквозь вату слышал недовольный голос младшего брата, медленно плетущегося к двери. Щелкнул дверной замок, и чей-то грубый голос резко спросил:
– Брат дома?
– А кто вы, собственно говоря, такие и по какому праву… – начал было возмущаться младший брат, но тут же грубый голос оборвал его неоконченную фразу:
– Уголовный розыск! Где он?!
– Братуха, атас, мусора! – панический крик младшего брата тут же прервался, захлебнувшись приглушенным хрипом.
В небольшую комнату, которую Кот делил с младшим братом, ворвались двое здоровых мужиков, которые сразу с двух сторон подошли к парню, в одних трусах сидящему на своей кровати и отчаянно потирающему заспанные глаза.
– Давай одевайся быстрее, чего расселся, как у тещи на блинах, – грубо дернул один из них его за плечо.
– Что случилось, куда вы его забираете?! – запричитала было вошедшая в комнату заспанная мать, одетая в накинутый на плечи длинный халат.
– Не волнуйся, мам, все в порядке, – Кот, неловко прыгая на одной ноге, надевал свои черные брюки.
– Это просто какое-то недоразумения, они меня скоро отпустят.
– Ага, помечтай. Лет эдак через пять, очень может быть, – иронично хмыкнул усатый круглолицый здоровяк, одновременно демонстрируя причитающей женщине свое удостоверение.
– Уголовный розыск, вот ордер и постановление…
– Итак, я повторяю свой вопрос: какие отношения связывают тебя с неким Мариком? – худощавый опер, одетый в потертый джинсовый костюм, придвинулся вплотную к скрючившемуся на стуле Коту.
– Да какие там отношения, – гнусаво заныл Кот, тоскливо смотря в окно на ярко раскрашенную осеннюю листву. Отрицать знакомство с Мариком было бы просто глупо. Они ведь всю жизнь, сколько он себя помнил, жили в соседних подъездах, а не знать своего соседа ровесника – это уж чересчур.
– Он просто мой сосед по двору, мы с ним чисто приятели на уровне «Привет. Привет. Как дела? Спасибо нормально».
– А зачем вы с ним год назад ездили в Москву?
– Я хотел купить себе машину, и он тоже, вот мы с ним, как соседи, и скооперировались…
– Кто ездил туда вместе с вами?
– Не помню.
Опер резко ударил сидящего пред ним парня ногой в грудь. От мощного удара тот кувыркнулся на пол вместе со стулом и там же замер, сжавшись в позе зародыша.
– Говори, гад, кто там был вместе с вами. А то я тебя сейчас фанеру проломлю нафиг, и любому кто спросит скажу, что так и было.
– Говорю же, я не помню, – все так же гнусаво ныл с пола Кот, потирая ушибленную грудь.
