Хотел сбить пламя скольжением, но самолет не слушался рулей. Видимо, было повреждено управление.
Кабину заволокло дымом, запахло паленой шерстью. Николай понял: горит сам. Оставалось последнее – выпрыгнуть с парашютом.
Когда парашют раскрылся и Николай взглянул вверх, то на куполе «роме центрального отверстия увидел еще несколько рваных дыр. Снижение происходило на большой скорости. Надежда была лишь на счастливый случай. А тут еще дымили меховой комбинезон и правый унт.
Приземлился Николай удачно – в глубокий снег на косогоре. Быстро отстегнул лямки парашюта. Стараясь загасить тлеющий комбинезон стал кататься по снегу. Потом поднялся, ощупал себя: вроде все в порядке, обмундирование больше не горело. Выхватив из кобуры пистолет, он перезарядил его и побежал к лесу.
Три дня скрывался в густом кустарнике. Временами слышал лай собак. Знал: фашисты ищут его. На счастье, разыгралась вьюга, и снег скрыл его следы.
Без сна и еды Николай скоро выбился из сил, решил отдохнуть. Выбрал местечко потише, чтобы не так дул ветер. Подняв воротник, присел у старой сосны, прислонившись к ней спиной. Борясь со сном, тер снегом лицо, но это уже не помогало. Голова клонилась, глаза слипались. И он, словно провалившись куда- то, крепко уснул…
Очнулся Агафонов от скрипа снега. Открыл глаза. Перед ним стояли трое немцев. Черные зрачки автоматов смотрели на него. Николай хотел выхватить пистолет, но получил удар такой силы, что помутилось в голове.
Его привели в небольшую деревушку, на окраине которой стоял скотный двор, огороженный тремя рядами колючей проволоки. Это был пересыльный лагерь, откуда фашисты отправляли военнопленных в Германию.
Несколько раз Николая вызывали на допросы. Избитый до крови, еле волоча ноги, возвращался он в конюшню, падал на прелую солому. Однажды, обозленный его молчанием, офицер-эсэсовец ударил Агафонова рукоятью пистолета в лицо. Николай пошатнулся, но устоял. Боль была страшной, лицо превратилось в кровавую маску. Однако и «а этот раз летчик не проронил ни слова.
Как-то на рассвете пленные проснулись от крика, топота многих ног, потом послышались выстрелы. Все повскакали с мест, бросились к дверям и вышибли их. Пошатываясь, направился к выходу и Агафонов. На крыше конюшни он увидел белые купола парашютов. В стропах одного из них запутался молоденький боец. «Петро! – крикнул он товарищу. – Куда это нас занесло?»
Сердце Николая забилось от радости: наши! Он еще не знал, что под Москвой Красная Армия перешла в контрнаступление и что в тыл фашистам выброшен крупный воздушный десант. Сильным ветром нескольких парашютистов случайно занесло на территорию лагеря.
Агафонов бросился к десантникам: «Ребята! Вы приземлились в лагерь военнопленных!» И он показал им сторожевые вышки. Тут десантники сообразили, в чем дело, и открыли огонь из автоматов. Один из них сунул в руки Агафонову гранату: «Помогай, браток!» И Николай что было сил закричал: «Товарищи! К нам пришла помощь. За мной, к главным воротам!»
За Агафоновым, крича «ура!», бросились десятки пленных. Подбежав к караульному помещению, Николай размахнулся и запустил в окно гранату. Раздался взрыв, повалил густой дым.
Они смяли фашистскую охрану с помощью десантников. Забрав с собой оружие убитых врагов, люди разбежались по лесу. Гитлеровцам было теперь не до пленных: уже слышалась грозная орудийная канонада, приближались советские войска. Спасая свою шкуру, лагерная охрана бросилась наутек.
…Вскоре мы догнали своих. Бомбардировщики, сбросив свой груз точно над целью, развернулись назад. Через двадцать минут мы были дома.
Вечерело. Техники стали зачехлять машины, а мы, летчики, направились в село. Навстречу торопился Мыколка – маленький, щуплый, в старой мамкиной кофте. Он подбежал к Агафонову и уткнулся в его меховую куртку. Николай ласково потрепал его за вихры. О чем-то весело переговариваясь, они зашагали к своей хате…
Однажды нам приказали атаковать вражеский аэродром. Задание было сложным и опасным. Аэродром врага находился далеко за линией фронта.
Девятка наших бомбардировщиков шла плотным строем, крыло в крыло. Мы, истребители, ходили сверху.
Передовую прошли над сплошным лесным массивом в районе Змиева. Под крылом была земля, занятая врагом. Каждый из нас невольно посматривал на приборы, контролирующие работу мотора, каждый прислушивался к его гулу: не отказал бы, не пришлось бы садиться…
Реже стали команды по радио, уплотнялся строй. Все старались лететь ближе друг к другу.
Вышли прямо на цель. Противник нападения не ожидал: в воздухе не было ни одного немецкого истребителя.
Ударили вражеские зенитки, но СБ были уже над аэродромом. Вниз посыпались десятки бомб, и спустя минуту аэродром «закипел» от взрывов. Одна бомба угодила в бензосклад: во все стороны потекло жирное пламя.
В дыму мелькали маленькие яркие вспышки. Это взрывались на своих стоянках немецкие самолеты.
Пролетая на бреющем, я видел горевшие «юнкерсы» и «хейнкели». Некоторые из них были брошены взрывной волной на бок, у многих был перебит фюзеляж. На всем пространстве вражеского аэродрома бушевал, выбрасывал к небу высокие горячие языки огонь.
По радио прозвучала команда майора Чернова:
– Делаем сбор! Сбор!..
И вот СБ, догоняя своего ведущего, уже уходят на восток. Мы – следом за ними.
В небе висела сплошная облачная пелена. В любую секунду из нее могли вынырнуть «мессеры». И действительно, вскоре я услышал чей-то взволнованный голос:
