Скорей в Режим, пронеслось в голове. Рука дернулась к лацкану, где иголка.
– Я тебе дам иголку, – прошипел пижон Роберт. Снял пушку с предохранителя, дослал патрон. Крикнул Марии, назвав ее другим именем. – Анна, отойди!
Про иголку-то он откуда? Ведь ни одна живая душа, даже Сэнсэй не знал!
Всё, кранты, понял Дронов и шагнул в сторону, чтобы пуля, пройдя насквозь, не зацепила Марию.
Подонок тоже на нее глянул. И что-то с ним произошло. Заморгал, задвигал бровями. Рука с пистолетом малость опустилась.
Не стал Сергей ждать – другого шанса не будет. Был он хоть и не в Режиме, но все равно спортсмен, сколько лет по шесть-семь часов в день реакцию-координацию отрабатывал. Прыгнул вперед – и ногой по дулу.
Пистолет стукнулся об стену. Шандарахнул выстрел – в ушах заложило. Но Дронов не поглядел, куда попала пуля, вцепился врагу в шею.
Пижон его, надо сказать, удивил. Хоть и хлюпик, а одной рукой рванул Сергею губу, зубами потянулся к горлу, сам сипит: «Моя! Моя!»
– Моя! – зарычал и Дронов. Врезал справа, слева, но очкарик не отлип – тоже осатанел.
Выход был один – иголка. Сергей ее уж и выдернул, но Дарновский вынул руку у него изо рта, схватил за кисть – не давал уколоться.
Над ними белой лебедью металась Мария. Выкрикивала что-то бессвязное, по-птичьи. То ли ужасалась, то ли сердилась.
Потом как размахнется ногой, как врежет поганому Роберту по уху, чтоб не рвал Сергею зубами горло. Дронов повернул к ней голову, просиял улыбкой – и тоже получил ногой, только по затылку.
Дзынь!
Зазвенело оконное стекло, в нем появилась круглая дырка, от нее лучиками разбежались трещины. Что-то глухо чмокнуло в стену, отлетело на пол, закрутилось. Патрон не патрон, трубка не трубка – небольшая продолговатая штуковина, из которой повалил прозрачный дым.
Попялился Дронов на этакое диво секунд несколько – глаза закатились под лоб, а сам он упал навзничь. Отрубился.
Сколько пролежал так, неизвестно. А когда заморгал, пришел в чувство, первый кого увидел – гнойного подонка. Тот сидел, привалясь к стенке, и тоже хлопал глазами.
Марии же не было. Исчезла.
Покачнувшись, Дронов встал. Заглянул на кухню, в санузел. Нет, нигде нет!
– Куда ты ее дел? – спросил он у подлого Роберта, с трудом ворочая языком. – Где она?
Тот, тоже с трудом, выдавил:
– Не знаю…
III. Примерещилось?
Глава тринадцатая
Сила и мысль
И еще пропал пистолет. Пулевое отверстие в потолке осталось, а самого оружия на полу не было.
– Козлы мы с тобой, – вздохнул басмановский бугай. – Вцепились друг дружке в глотку. Вот она и сбежала. Только зачем пушку взяла?
– Это ты козел безмозглый! – Роберт втянул воздух полной грудью, отчего снова закружилась голова. – Через окошко по-твоему птичка влетела? Сладкий сон навеяла?
– Чего? – вылупился на него громила. В глазах читалось:
– Того! Похитили Анну!
– В смысле, Марию? Кто?!
– Откуда я знаю. Тот или те, кто за нами следил.
Дарновский подбежал к простреленному окну.
– Это я за вами следил, – сказал бандит Дронов, не врубаясь. – Но я-то тут был. Кто ж тогда?
Роберт с ненавистью посмотрел на питекантропа, погубившего его счастье. Услышал неожиданное:
Про загадочный Метроном, на который Дронов уповал как на источник силы, Роберт уже знал – подслушал во время драки. «Метроном» включался при помощи какой-то иголки, ею спортсмен хотел уколоть себя в палец. Всё это было очень интересно, при других обстоятельствах Дарновский обязательно покопался бы у инфузории в мозгах, разобрался бы что к чему. Но сейчас имело значение лишь одно – Анна, всё прочее было неважно.
И все же упоминание о десятом мая, когда некий «Он» (Бог, что ли?) дает и забирает, потрясло Роберта. До такой степени, что он воскликнул:
– Тебе-то что дали десятого мая? Какой такой метроном?
Дронов заморгал.
