света над тьмой, честных трудящихся людей над эксплуататорами, угнетателями, хищниками, о братстве народов Советской земли, о новой цветущей жизни».
Нет никаких оснований хоронить сказку. И есть все основания ратовать за нее, внимательно относиться к тому новому, что и в этой области рождается, по достоинству его оценивать.
Александра Петровна владеет секретом сказочного жанра, тем «чуть-чуть», которое легко превращает заоблачное в земное и придает земному крылья, поднимает его ввысь. Тогда-то поистине не знаешь, «где сказка кончается, а где быль начинается». В сказках «Две горошины», «Про деда Водяного», «Три Аннушки», «Как Нужда от старика отказалась» действуют не герои-аллегории, а колхозники, агрономы, гончары… Они приносят с собой в сказку нашу советскую быль. И сказка от этого не блекнет, не становится пресноватой, не утрачивает своих природных качеств.
Не всегда и не все, конечно, удается Анисимовой, как, впрочем, и всякому другому. Но ей удается то, что не столь уж многим, увы, удается. Известное, традиционное приобретает в ее сказках новое звучание, потому что соприкасается с нашей советской жизнью, по-новому поворачивается. И сказочное — не только в необычном и несбыточном, а и в нашем необыкновенно-обычном, в том воплощении мечты, которое свершается на наших глазах.
Лучшей из сказок этого ряда мне представляется «Три Аннушки», о судьбе старинного мастера- гончара, который вылепил куклу — молодую крестьянку Аннушку — домовницу, вложив в нее свою мечту о девичьей красоте и чистоте, о любви к труду, к жизни, и о том, как осуществилась его мечта в наши дни, как она воплотилась в образы колхозных Аннушек.
Прекрасны детские сказки Анисимовой «Заяц Белая Шубка», «На шесте был дворец…», «Как котенок лягушку ловил». Они написаны свободно, весело, озорно. Какое чуткое, доброе, молодое нужно иметь сердце, чтобы так любовно, как она, писать о зайчишке, о скворце со скворчихой и их птенцах, о шустрой мышке-норушке, смиреннице лягушке-квакушке, игруне-котеночке… Сказки эти с удовольствием прочтут и взрослые!
«Пишу то, что само просится и не дает мне покоя. Писать по заданию совсем не умею», — говорила Александра Петровна.
И это, разумеется, чувствуется и в ее сказках, и в песнях, припевках… Они очень лиричны. Ремесленнический холод идет от авторского равнодушия. Здесь же все время чувствуется теплое течение, идущее от сердца: оно в интонации, в существительном и в прилагательном, в рифме…
«Сама припевки ладила», — пишет Анисимова. «Сама»— это не только ее рука их писала, за ее фамилией они печатаются. Нет! Они рождены ею, в них — душа ее.
Сборничек ее песен и припевок «В полевом просторе» был издан в Пензе в 1951 году.
Творческая биография Александры Петровны началась, как мы уже знаем, не со сказок, а с песен и припевок. Они полны жизни, которая в них «отстоялась словом».
Некоторые из ее песен вошли в репертуар Государственного хора имени Пятницкого и Русского народного хора северной песни.
Песни и припевки Анисимовой, как и ее сказки, близки фольклору. Из этого не следует, однако, что она воспроизводит народное творчество, копирует его или имитирует. Здесь родственность органическая, идущая от истоков народного мышления и речи, от характера народа, его нравов и обычаев. Ее литературные корни — в народной почве. Этим-то все и определяется.
Писать Александра Петровна начала, как мы уже знаем, «поздно», в 1936 году, когда ей исполнилось уже сорок пять лет. Но она рано научилась трудиться и уважать людей труда, рано расслышала музыку родной русской речи, рано определила свой путь в жизни.
«Моя подвижность, — сказала она как-то мне — от привычки ходить по полям, по лесам, по дорогам и без дорог, от привычки управляться и за плотника, и за печника, и за трубочиста, и за огородника…»
А разве ее свободный и богатый, свежий, родниковый язык не от той же земли, не от тех же полей и лесов, среди которых
Анисимова отлично владеет образной народной русской речью, ее мерным рифмованным складом, который есть и в «Коньке Горбунке» и в «Сказке о царе Салтане»… Легко и свободно пользуется она составной рифмой и ассонансом. Вслушайтесь в плач бездетной вдовы из сказки «Светлый Месяц и его невеста»:
Горе одиночества тут передано не только голым смыслом, но и тем местом, на которое поставлено каждое слово, но и той связью, которая между ними образовалась, но и тем жестким звучанием (фонетикой), которое в словах слышится. Потому-то действительно становится «жарко» и «жалко».
В записных книжках писателя Эффенди Капиева есть такое место:
«Это неправда, что бумага терпит все. Все терпит не бумага, а печатный станок. На бумаге же малейшая фальшь кричит и вопит: «Я здесь! Я вру!» Странное дело! Одна и та же фраза, допустим: «Я хочу пить!», будет выглядеть иначе, если она действительно написана жаждущим, и будет звучать ложно, если писал сытый…»
Такова «тайна» искусства! Оно требует правды во всем: в том, что сказано, и в том, как сказано.
Мягко и успокаивающе, совсем по-другому звучит в той же сказке песенка вдовы, потешающей и забавляющей приемную дочь:
Когда читаешь Анисимову — доверяешься ей, ибо знаешь, что писал действительно «жаждущий». Именно в таком качестве предстает она в своих песнях, припевках, сказках.
В 1956 году, в связи с шестидесятилетием А. П. Анисимовой, в Пензе вышло ее «Избранное».
