По капризу своих собратьев он то бессменно бренчал на лире, то непрестанно истекал кровью, вынося при этом такие пытки, которые не снились, может быть, даже директору музея восковых фигур.
Этот пасынок человечества вместе с Жераром де Нерваль отрастил себе было волосы Меровинга и, закинув за левое плечо синий бархатный плащ, находил о чем по целым часам беседовать с луною, немного позже его видели в фойе Французской комедии, и на нем был красный жилет, потом он образумился, говорят, даже остригся, надел гуттаперчевую куртку (бедный, как он страдал от ее запаха!) и стал тачать сапоги в общественной мастерской, в промежутках позируя Курбе и штудируя книгу Прудона об искусстве. Но из этого ничего не вышло, и беднягу заперли-таки в сумасшедший дом. Кто-кто не указывал поэту целей и не рядил его в собственные обноски? Коллекция идеальных поэтов все растет, и я нисколько не удивлюсь, если представители различных видов спорта, демонизма, и даже профессий (не исключая и воровской) обогатят ее когда-нибудь в свою очередь.
Иннокентий Анненский
У раздумий беззвучны слова,Как искать их люблю в тишине я! Надо только,черна и мертва,Чтобы ночь позабылась полнее,Чтобы ночь позабылась скорейМежду редких своих фонарей,За углом,Как покинутый дом… Позабылась по тихим столовым,Над тобою, в лиловом…Чтоб со скатерти трепетный кругНе спускал своих желтых разлитий,И мерцанья замедленных рукРазводили там серые нити,И чтоб ты разнимала с тоскойЭти нити одну за другой,Разнимала и после клубила,И сиреневой редью иглаЗа мерцающей кистью ходила.А потом, равнодушно светла,С тихим скрипом соломенных петель,Бережливо простыни сколов,Там заснула и ты, Добродетель,Между путано-нежных мотков… 19072
Струя резеды в темном вагоне
Dors, dors, mon enfant![15]
Не буди его в тусклую рань,Поцелуем дремоту согрей…Но сама – вся дрожащая – встань:Ты одна, ты царишь… Но скорей!Для тебя оживил я мечту,И минуты ее на счету…. . . . . . . . . . . . .Так беззвучна, черна и теплаРезедой напоенная мгла…В голубых фонарях,Меж листов на ветвях,Без числаВосковые сиянья плывут,И в саду,Как в бреду,Хризантемы цветут…. . . . . . . . . . . . .Все, что можешь ты там, все ты смеешь теперь,Ни мольбам, ни упрекам не верь!. . . . . . . . . . . . . .Пока свечи плывутИ левкои живут,Пока дышит во сне резеда –Здесь ни мук, ни греха, ни стыда…Ты боишься в крови.Своих холеных ног,И за белый венокВ беспорядке косы?О, молчи! Не зови!Как минуты – часыНе таимой и нежной красы.. . . . . . . На ветвях,В фонарях догорела мечтаГолубых хризантем…. . . . . . . . . . . . .Ты очнешься – свежа и чиста,И совсем… о, совсем!Без смятенья в лице,В обручальном кольце. . . . . . . . . . . . .Стрелка будет показывать семь…11 декабря 1908В жидкой заросли парка береза жила,И черна, и суха, как унылость… В майский полдень там девушка шляпу сняла,И коса у нее распустилась.Ее милый дорезал узорную вязь,И на ветку березы, смеясь,Он цветистую шляпу надел.. . . . . . . . . . . . . . . . .Это май подгляделИ дивился с своей голубой высоты,Как на мертвой березе и ярки цветы…И всю ночь там по месяцу дымы вились,И всю ночь кто-то жалостно- чуткийНа скамье там дремал, уходя в котелок.. . . . . . . . . . . . . . . .А к рассвету в молочном тумане повисНа березе искривленно-жуткийИ мучительно-черный стручок,Чуть пониже растрепанных гнезд,А длиной – в человеческий рост…И глядела с сомнением просиньНа родившую позднюю осень.1
Небо звездами в тумане…
С. В. ф. – Штейн
Есть любовь, похожая на дым:Если тесно ей – она дурманит,Дай ей волю – и ее не станет…Быть как дым – но вечно молодым.Есть любовь, похожая на тень:Днем у ног лежит – тебе внимает,Ночью так неслышно обнимает…Быть как тень, но вместе ночь и день… Я полюбил безумный твой порыв,Но быть тобой и мной нельзя же сразу,И, вещих снов иероглифы раскрыв,Узорную пишу я четко фразу.Фигурно там отобразился страх,И как тоска бумагу сердца мяла,Но по строкам, как призрак на пирах,Тень движется так деланно и вяло;Твои мечты – менады по ночам,И лунный вихрь в сверкании размахаИм волны кос взметает по плечам.Мой лучший сон – за тканью Андромаха.На голове ее эшафодаж,И тот прикрыт кокетливо 
