Трактир жизни

цветы,

А потому, что море плещет с шумом,
И синевой бездонны небеса,
Что будет там моим закатным думам
Невмоготу их властная краса…
1904

Черное море

Простимся, море… В путь пора.
И ты не то уж: всё короче
Твои жемчужные утра,
Длинней тоскующие ночи,

Всё дольше тает твой туман,
Где всё белей и выше гребни,
Но далей красочный обман
Не будет, он уж был волшебней.

И тщетно вихри по тебе
Роятся с яростью звериной,
Всё безучастней к их борьбе
Твои тяжелые глубины.

Тоска ли там или любовь,
Но бурям чуждые безмолвны,
И к нам из емких берегов
Уйти твои не властны волны.

Суровым отблеском ножа
Сверкнешь ли, пеной обдавая, –
Нет! Ты не символ мятежа,
Ты – Смерти чаша пировая.
1904

Солнеч ный сонет

Под стоны тяжкие метели
Я думал – ночи нет конца:
Таких порывов не терпели
Наш дуб и тополь месяца.

Но солнце брызнуло с постели
Снопом огня и багреца,
И вмиг у моря просветлели
Морщины древнего лица…

И пусть, как ночью, ветер рыщет,
И так же рвет, и так же свищет, –
Уж он не в гневе божество.

Кошмары ночи так далёки,
Что пыльный хищник на припеке –
Шалун и больше ничего.
1904

«В ароматном краю в этот день голубой…»

В ароматном краю в этот день голубой
Песня близко: и дразнит, и вьется,
Но о том не спою, что мне шепчет прибой,
Что вокруг и цветет, и смеется.

Я не трону весны – я цветы берегу,
Мотылькам сберегаю их пыль я,
Миг покоя волны на морском берегу
И ладьям их далекие крылья.

А еще потому, что в сияньи сильней
И люблю я сильнее в разлуке
Полусвет-полутьму наших северных дней,
Недосказанность песни и муки…
1904

Бра тские могилы

Волны тяжки и свинцовы,
Кажет темным белый камень,
И кует земле оковы
Позабытый небом пламень.

Облака повисли с высей,
Помутнелы – ослабелы,
Точно кисти в кипарисе
Над могилой сизо- белы.

Воздух мягкий, но без силы,
Ели, мшистые каменья…
Это – братские могилы,
И полней уж нет забвенья.
1904
Севастополь

Сирень на камне

Клубятся тучи сизоцветно.
Мой путь далек, мой путь уныл.
А даль так мутно-безответна
Из края серого могил.

Вот кем-то врезан крест замшенный
В плите надгробной, и, как тень,
Сквозь камень, Лазарь воскрешенный,
Пробилась чахлая сирень.

Листы пожёлкли, обгорели…
То гнет ли неба, камня ль гнет, –
Но говорят, что и в апреле
Сирень могилы не цветет.

Да и зачем? Цветы так зыбки,
Так нежны в холоде плиты,
И лег бы тенью свет улыбки
На изможденные черты.

А в стражах бледного Эреба
Окаменело столько мук…
Роса, и та для них недуг,
И смерть их – голубое небо.

Уж вечер близко. И пути
Передо мной еще так много,
Но просто силы нет сойти
С завороженного порога.

И жизни ль дерзостный побег,
Плита ль пробитая жалка мне, –
Дрожат листы кустов- калек,
Темнее крест на старом камне.
1904

Опять в дороге

Луну сегодня выси
Упрятали в туман…
Поди-ка, подивися,
Как щит ее медян.

И поневоле сердцу
Так жутко моему…
Эх, распахнуть бы дверцу
Да в лунную тюрьму!

К тюрьме той посплывались
Не тучи – острова,
И все оторочались
В златые кружева.

Лишь дымы без отрады
И устали бегут:
Они проезжим рады,
Отсталых стерегут,

Где тени стали ложны
По вымершим лесам…
Была ль то ночь тревожна
Иль я – не знаю сам…

Раздышки всё короче,
Ухабы тяжелы…
А в дыме зимней ночи
Слилися все углы…
По ведьминой рубахе
Тоскливо бродит тень,
И нарастают страхи,
Как тучи в жаркий день.

Кибитка всё кривее…
Что ж это там растет?
«Эй, дядя, поживее!»
«Да человек идет…

Без шапки, без лаптишек,
Лицо-то в кулачок
А будто из парнишек…»
«Что это – дурачок?»

«Так точно, он – дурашный…
Куда ведь забрался,
Такой у нас бесстрашный
Он, барин, задался.

Здоров ходить. Морозы,
А нипочем ему…»
И стыдно стало грезы
Тут сердцу моему.

Так стыдно стало страху
От скраденной луны,
Что ведьмину рубаху
Убрали с пелены…
Куда ушла усталость,
И робость, и тоска…
Была ли это жалость
К судьбишке дурака, –
Как знать?.. Луна высоко
Взошла – так хороша,
Была не одинока
Теперь моя душа…
30 марта 1906
Вологодский поезд

Ель моя, елинка

Вот она – долинка,
Глуше нет угла, –
Ель моя, елинка!
Долго ж ты жила…
Долго ж ты тянулась
К своему оконцу,
Чтоб поближе к солнцу.
Если б ты видала,
Ель моя, елинка,
Старая старинка,
Если б ты видала
В ясные зеркала,
Чем ты только стала!
На твою унылость
Глядя, мне взгрустнулось…
Как ты вся согнулась,
Как ты обносилась.
И куда ж ты тянешь
Сломанные ветки:
Краше ведь не станешь
Молодой соседки.
Старость не пушинка,
Ель моя, елинка…
Бедная… Подруга!
Пусть им солнце с юга,
Молодым побегам…
Нам с тобой, елинка,
Забытье под снегом.
Лучше забытья мы
Не найдем удела,
Буры стали ямы,
Белы стали ямы,
Нам-то что за дело?
Жить-то, жить-то будем
На завидки людям,
И не надо свадьбы.
Только – не желать бы,
Да еще – не помнить,
Да еще – не думать.
30 марта 1906
Вологодский поезд

Просвет

Ни зноя, ни гама, ни плеска,
Но роща свежа и темна,
От жидкого майского блеска
Все утро таится она…

Не знаю, о чем так унылы,
Клубяся, мне дымы твердят,
И день ли то пробует силы,
Иль это уж тихий закат,

Где грезы несбыточно-дальней
Сквозь дымы златятся следы?..
Как странно… Просвет… а печальней
Сплошной и туманной гряды.
Под вечер 17 мая 1906
Вологодский поезд

«Ноша жизни светла и легка мне…»

Le silence est l'me des choses.[21]

Rollinat

Ноша жизни светла и легка мне,
И тебя я смущаю невольно;
Не за Бога в раздумье на камне,
Мне за камень, им найденный, больно.

Я жалею, что даром поблекла
Позабытая в книге фиалка,
Мне тумана, покрывшего стекла
И слезами разнятого,