переместила Джошуа себе на бедро, открыла холодильник и стала изучать его содержимое. — Ты останешься на завтрак?
— Я еще как-то не думал о завтраке, — криво усмехнулся я. — Это утро застало меня вроде как врасплох.
Мэри стояла у раковины спиною ко мне и сбивала в миске два яйца. Слева от нее на газовой плите шипела сковородка с грибами и беконом, на второй сковородке, поменьше, растапливалось масло.
Я держал в руке стакан апельсинового сока. Джошуа сидел напротив на высоком детском стульчике и таращил на меня большие темные глаза. У него тоже был апельсиновый сок, но не в стакане, а в поильнике с крышкой.
За окном Энтони продолжал беседовать с молочником; судя по всему, они рассказывали друг другу анекдоты.
— Мэри, — начал я, стараясь говорить по возможности спокойно, — у тебя был когда-нибудь нервный срыв?
— С беконом или без? — Мэри кончила взбивать яйца и вылила их на ту сковородку, что поменьше. — Говори поскорей, не задерживай добрых и честных людей.
— Без.
— Да, со мной случился однажды нервный срыв. — Она взяла деревянную лопатку и ловко поддела яичницу. — Давно, мне было тогда лет двадцать пять.
— И ты помнишь, как это было?
— Да ничего я толком не помню, кроме того, что в конечном итоге я попала в больницу.
— А вот у меня, наоборот, все
— Понятно, — кивнула Мэри. — Потому-то ты и пришел сюда посреди ночи.
— Да.
— И ты боишься, что у тебя нервный срыв.
— Да.
— Это прямо связано с тем, что тебя избили?
— Думаю, да. Похоже, я был травмирован. Психически. — Я отпил из стакана. Глядевший на меня Джошуа зеркально повторил мои движения. — Как только я выписался из больницы, у меня начались постоянные галлюцинации.
— Галлюцинации? — удивленно переспросила Мэри, а затем сняла яичницу с конфорки и повернулась ко мне. — Тебе что, что-нибудь мерещится?
— Да.
— Это… — Она замялась, подыскивая выражение. — Это как-то уж слишком.
— Пожалуй, что да, — согласился я и увидел, что ее взгляд метнулся к Джошуа.
— Я ни на кого не бросаюсь, — добавил я торопливо.
— А сейчас, в данный момент, у тебя есть галлюцинации?
Я пожал плечами:
— Не знаю. Вот, скажем, ты — галлюцинация?
— Нет, насколько мне известно.
— О'кей, в таком случае — если мы поверим тебе на слово, — в таком случае сейчас я не галлюцинирую.
Мэри кивнула, немного подумала и сказала:
— Так расскажи мне, что тебе там мерещится.
Я начал рассказывать ей о крови и бинтах, о провале в памяти и о внезапно пришедшем рассвете.
Когда я замолк, Мэри подумала еще немного и спросила:
— Ну и как ты себя чувствуешь — тоскливо, подавленно?
Я покачал головой.
— А врачи, они прописали тебе что-нибудь? Ты принимаешь какие-нибудь таблетки?
— Нет.
Мэри посмотрела мне прямо в глаза, словно желая рассмотреть сквозь них сумятицу, царящую в моей голове.
— Ну что ж, Карл, — сказала она, — я, конечно, не специалист, но по тому, что ты мне тут рассказал, я не думаю, что у тебя нервный срыв. Да и по виду твоему не похоже.
— Хорошо, если так.
Мэри молчала, хотя было видно, что ей хочется что-то сказать.
— Или не так уж и хорошо? — догадался я.
— Не знаю. — Теперь она говорила негромко, мягким тоном, словно стараясь меня не встревожить. — А тебе не приходило в голову, что твои галлюцинации совсем не обязательно вызваны психической травмой?
— А чем же тогда?
— Еще раз повторю, я в таких делах не специалист. Но ведь ты, Карл, ты был избит до потери сознания.
— Я знаю, что меня избили, — сказал я с излишней, пожалуй, горячностью. — К чему ты, собственно, клонишь?
— А что, если травма была чисто неврологической? — спросила Мэри, снизив голос почти до шепота.
Зеркально повторяя мое движение, Джошуа приложил ладошку к виску.
— …что, если у тебя травмирован мозг?
— Травмирован мозг, — повторил я, как попугай. Объяснение было настолько простым и очевидным, что оставалось только удивляться, как это я сам не додумался до него.
— Ты извини, ради бога, — сказала Мэри. — Я не хотела тебя расстраивать, но с другой стороны…
— Ладно, — пробормотал я, — не за что тут извиняться.
— Ну и как же ты дальше?
— Еще не знаю. Думаю, мне нужно бы сделать скани…
— Это было бы очень разумно, — сказала Мэри. — И в любом случае тебе следует поговорить с врачом.
— Да, — кивнул я, — я вас сейчас покину. Вернусь в больницу.
— Вот это было бы лучше всего, — согласилась Мэри.
— Уходишь? — спросил Энтони, когда я вышел на улицу. Он все еще беседовал с молочником.
— Да, я решил вернуться в больницу.
Я подождал секунду, надеясь, что Энтони предложит меня подбросить. Но он лишь ободряюще похлопал меня по плечу и сказал:
— Хорошая мысль. Ты звони, держи меня в курсе.
— Непременно, — сказал я, не сдерживая возмущения. — Огромное спасибо за помощь.
Но он то ли не заметил моего сарказма, то ли предпочел пропустить его мимо ушей.
Теперь, когда раннее утро уже стало превращаться в полноценный день, электрокар молочника оказался на самом солнцепеке. Молоко грелось. Я отчетливо чувствовал его запах, видел запотевшие бутылки. Судя по яркому, безоблачному небу, день намечался прекрасный.
И только минут через пять я вспомнил, что не смогу сесть ни в метро, ни в такси, потому что денег у меня нет. Конечно же, можно было вернуться и взять в долг у Энтони, но я все еще негодовал на его бездушие и боялся, что повторная с ним встреча может закончиться ссорой. Поэтому я пошел дальше. До