— Что мы стоим у порога. Проходите в комнату, — Владимир нарушил неловкое молчание.
— Да Оля, пойдем. Расскажешь все, — Людмила вздохнула, и первая прошла в двери гостиной.
Дети, поев торта, сидели на полу и играли. Быстро найдя общий язык, мальчик и девочка рассаживали кукол за уставленный игрушечной посудой стол. Женщины, держа в руках бокалы с красным испанским вином, тихо беседовали. Владимир внимательно слушал.
— Вот так все и получилось, — говорила Ольга, — прости меня. Но я любила его, и не могла поступить иначе. Я и сейчас люблю его. Наверное, я дура, раз полюбила мужчину, который любил другую. То, что той ночью произошло между нами, это случайность. Случайная командировка, случайная встреча, случайная любовь. Но я не жалею. И не хочу перед тобой оправдываться.
— Не надо. Я не держу на тебя зла. Тем более его больше нет, и делить нам с тобой некого.
Мать Сергея знает о Саше?
— Да. Когда он погиб, я сразу приехала к его родителям и все рассказала. Они сначала не верили. Тем более ты была его женой. Вдовой, — Ольга запнулась на последнем слове, посмотрела на Людмилу. Та сидела, глядя на детей. Ольга продолжила, — потом все-таки приехали ко мне, увидели Сашу и приняли нас в семью. Николай Владимирович, пока был жив, помогал. А неделю назад мать Сергея сказала, что мне пора все рассказать тебе. Ради детей. Они ведь брат и сестра. Вот я и пришла.
— Правильно, что пришла. А про видео их последнего дня, соврала? Причину придумала, чтобы прийти?
— Нет, не соврала. Забыла совсем. Есть видео. В сумочке диск лежит. Я этих журналистов три года разыскивала, — Ольга встала и пошла в прихожую. Через минуту вернулась, держа в руках коробку с DVD диском. Передала ее Людмиле.
— Возьми, это тебе. У меня есть. Оказывается, этот фильм показывали как-то по телевизору. Да, поздно уже. Нам пора.
— Оставайся, места много. Вова, ты не будешь против, если Ольга останется? А завтра отведем их к бабушке, — и Людмила кивнула на ребятишек.
— Нет. Тем более Надя и Саша вполне подружились. Вон видите, какая идиллия.
Дети, достав альбом и карандаши, что-то совместно рисовали, лежа рядышком на полу. Людмила посмотрела на часы. Стрелки показывали 22–45.
— Тогда посмотрим фильм. Сейчас только детей уложим и посмотрим…
С экрана, в свете прожектора, прорезающего темноту ночи, пронзительными глазами цвета небесной сини, смотрел мужчина. Одетый в военную форму, он сидел, держа в руках гитару. Раздались аккорды мелодии и, красивым бархатным голосом он запел известный романс, написанный героем Отечественной войны 1812 года — Д.В.Давыдовым.
«Не пробуждай, не пробуждай
Моих безумств и исступлений….»
За кадром женский голос начал говорить.
«Мы снимали этого человека три года назад. Сейчас его уже нет в живых. Он погиб спасая детей в апреле 2001 года, выполняя свой воинский долг в Чеченской республике. Съемка происходила в мае 2000 года. Случайно оказавшись в этом подразделении, ни мы, ни эти ребята еще не знали, что для многих из них эта съемка будет последней в их жизни. Через сутки, 24 человека из тех, кого Вы увидите в этом фильме, погибнут. Погибнут, защищая нас с Вами. Этот фильм о войне, о людях, о жизни и смерти. И конечно о любви. О любви достойной художественного романа или поэмы.
Итак, мы начинаем наш фильм…»
Глава 1
2000 год. Грозный. Чеченская республика.
Ночь стояла над городом. Темная, холодная — она накрыла город пеленой дождя. В конце февраля, этот дождь казался нелепой ошибкой природы. Над вершинами холмов, опоясавших город, разливалось, алое, похожее на кровь, зарево горящих нефтяных скважин. Казалось, что над холмами поднялась заря и осталась навечно, зацепившись за макушки деревьев. Черный густой дым толстыми столбами подпирал освещенное огнем небо, не давая ему упасть на эти улицы, густо политые кровью сотен людей. Ночная тишина нарушалась треском автоматных очередей, пунктиром трассирующих пуль, пронзавших темноту, вспышками осветительных и сигнальных ракет. В их свете, развалины домов приобретали фантастический вид. После стольких лет войны, бессчетного количества штурмов и бомбежек, в некогда красивом городе Северного Кавказа, почти не осталось целых зданий. Одни руины, которые возвышались бесформенными грудами строительного мусора. Но по ночам, в этих руинах еще теплилась жизнь. Об этом говорил свет горящих газовых факелов над уцелевшими подъездами. Играя на расстрелянных стенах и разбитых окнах, языки пламени добавляли таинственности. Казалось, что вы находитесь на съемочной площадке голливудского фильма ужасов. Иногда в темноте слышался грохот. В умирающих домах, рушились разбитые снарядами и источенные дождями и ветром перекрытия. Казалось, этот город ранен, и смерть взмахнула над ним своей косой. Но в гибнущем городе, люди продолжали, есть, спать, любить и рожать новых людей. Люди продолжали жить. И продолжали убивать друг друга.
Несмотря на зиму, снега не было. И от этого ночь казалась еще темней. Мелкий моросящий дождь превращал землю в непроходимую, похожую на пластилин, грязь.
Закутавшись в мокрую плащ-палатку, сидя на гранатном ящике, Сергей всматривался в темноту ночи. Руки сжимали влажный, застуженный за ночь, автомат. От холодного ствола мерзли руки. Мороз закрался даже под свитер, и нательный крест неприятно холодил грудь. Когда сырость и холод начинали сильно донимать его, Сергей вставал и начинал ходить, делая приседания и взмахивая руками. Два шага вперед, два шага назад. Изредка, приставлял к глазам бинокль, крутил головой, пытаясь что-нибудь рассмотреть сквозь темноту и пелену дождя. Каждый час пускал осветительную ракету. Ракета стремительно взмывала ввысь и, распустившись в темном небе, белым цветком хризантемы, медленно падала, освещая окрестности. Когда она гасла, темнота становилась еще гуще. Казалось, темнота мстит человеку за свет, который он пытался принести в ее царство.
— Ни черта не видно. До чего здесь ночи темные, — думал Сергей, ежась от холода.
Внизу под Сергеем находился сложенный из бетонных блоков бункер. На крыше бункера был оборудован наблюдательный пункт. Стояла, задрав стволы в небо, спаренная 14,5 мм, зенитная установка. С ее пламегасителей падали крупные капли, гулко разбиваясь о бетон перекрытия. Патронная лента, блестела каплями дождя на пулях, размерами похожих на огурцы.
Внизу раздавались, приглушенные бетонным потолком, голоса. В бункере играли в карты. Но понять разговор было невозможно. Чей-то богатырский храп навсегда похоронил надежду, разобраться в хитросплетениях игры.
— Ну, Жук и храпит! Наверное, слышно, аж в Старых промыслах. Надо попросить, пусть его разбудят. Сменит меня, а то не высплюсь, — подумал Сергей.
Снизу послышался скрип двери, закрывавшей вход в бункер. Луч света вырвался на свободу и снова исчез. Раздались шаги по лестнице, ведущей наверх, к Сергею. На НП поднялся Лапа.
— Серый, тихо сидишь. Не спишь случаем? Смотри, а то морду раскровеню.
— Нет, Димон, просто задумался. Просьба есть. На смену, разбуди Жука. Спать охота. А то не даст.
Лапа улыбнулся и ответил.
— Ладно, разбужу. Эта падла, не появлялась?
— Нет еще. Рано. Он обычно, часа в четыре начинает, а сейчас только половина.
Падла — это ночной стрелок, который каждую ночь, методично, в одно и тоже время, начинал обстрел соседнего блок поста.
За неделю успел завалить двух солдат и тяжело ранил взводного. Летеху Василия — веселого
