«ЧП»
1
Через бугристое поле, пересекая дорогу, тянется уродливый шрам — здесь были окопы, брошенные зимой, когда Красная Армия сломала оборону противника и ушла на запад.
На брустверах и возле них разрослась сорная трава: репейник, осот, неистребимый пырей, лебеда. Кое-где тянули к солнцу свои синие головки васильки. Среди этого обилия зелени виднелись покосившиеся столбы от проволочных заграждений.
За ложбинкой, которая заросла яркой луговой травой и осокой, на бугре, весь в лебеде и пырее виднеется бывший немецкий передний край.
До войны дорогу держали в хорошем состоянии. Сейчас кюветы заросли травой, само полотно в воронках. Отрезок между окопами густо начинен минами, чаще всего противотанковыми.
Роте старшего лейтенанта Курнышева было приказано очистить от мин дорогу и полосу возле нее в пятьсот метров с одной и другой стороны. Дорога нужна была фронту.
С разминированием полотна справились быстро, но в придорожных полосах застряли надолго. Под руками не было карт минных полей и действовать приходилось на ощупь. Мешал густой травяной ковер. Дело затруднялось еще и тем, что часто попадались мины в деревянном либо картонном корпусе, а это исключало применение миноискателей. В ходу были щупы — длинные тонкие палки со стальной остро заточенной на конце проволокой. Бойцы утомлялись быстро, поэтому разминирование вели поочередно: один взвод до обеда, другой. — после.
2
Сержанта Андреева дневальный будил за полчаса до подъема, когда, как на грех, приходили самые сладкие сны.
Вот и сегодня, когда Григорий плыл с Таней на лодке и хотел поцеловать ее, в этот интересный момент и принесла нелегкая дневального. Долго и настойчиво тянул он сержанта за ногу и уже стал сердиться, что тот не просыпается.
— Чего ты меня за ногу тянешь, — обиделся Григорий и окончательно проснулся.
Андреев сел на лежанку, потянулся и, рывком сбросив с себя шинель, спрыгнул на земляной пол. Натянул брюки, обулся и, не одевая гимнастерки, с полотенцем через плечо выбрался на улицу и зажмурился от солнца.
Две землянки закрывали кроны могучих тополей.
У ручейка, под горкой, отчаянно плескал на себя воду, повизгивая словно от щекотки, командир взвода лейтенант Васенев.
— Здравствуй, лейтенант, — поздоровался Андреев, — они с Васеневым на «ты» с первого дня знакомства.
— А, сержант! — отозвался лейтенант. — Сильна водичка, до печенок обжигает. Проспал сегодня?
— Нет, зачем же?
— Смотри, чтоб взвод на работе был вовремя. Я у Курнышева задержусь.
Андреева покоробило, он и без указаний знал свои обязанности помощника командира взвода.
Васенев принялся обтираться полотенцем, грудь у него сразу покраснела. Андреев опустился коленями на камень и сунул руки в воду. Вода обожгла пальцы. Григорий покосился на взводного и спросил:
— Слушай, почему ты всегда колючий?
— А что? — замер Васенев с поднятым к лицу полотенцем.
— Ничего. Просто это не нравится.
— Кому?
— Ребятам. И мне тоже.
— На любовь не претендую.
— На любовь, конечно. А вот на уважение — надо бы.
— Я ведь им когда могу нравиться? — усмехнулся Васенев. — Когда позволю подольше поспать, побольше поесть, поменьше поработать.
Григорий покачал головой:
— Нехорошо, лейтенант. Тебе ведь с ними придется в бой идти.
— Прошу без намеков! — обозлился Васенев.
— Какие же намеки? — удивился Григорий и принялся плескать воду на лицо.
Васенев молча удалился. Странный человек. Старается всегда держаться на расстоянии от других. Даже во время солдатских перекуров уходит в сторонку и с напускным безразличием слушает, как летят соленые шутки и грохочет хохот. На что командир роты Курнышев, сердитый и всегда требовательный, и тот был не прочь выкурить цигарку-другую с бойцами, а если надо, то и пошутить. А между тем, Васенев чуть ли не самый молодой во взводе, если не считать Юры Лукина. Мишка Качанов приехал с Дальнего Востока, где служил срочную, успел понюхать пороху. Ишакин побывал в огневом переплете под Мценском и даже был ранен. По-существу выходило, что на фронте не был лишь один Васенев. Он окончил военное училище и получил этот взвод.
После завтрака сержант Андреев обегал в землянку старшего лейтенанта Курнышева и взял у связного Воловика сводку Совинформбюро. Во взводе заведен порядок — перед началом работ сержант проводил политинформацию.
Недавно немцы начали наступление на Курско-Орловском выступе. Шли ожесточенные бои, которые пока не давали перевеса ни нашим, ни немцам.
Бойцы выслушали сводку молча. Вопросов ни у кого не было, и Андреев построил взвод, чтобы вести его на разминирование.
Разных людей собрала война в этот взвод.
Вот стоит Ишакин, с карабином за плечом. Ему предлагали поменять его на автомат. Не взял. Говорит, что привык к карабину. Сейчас разговаривает с Мишкой Качановым, только поблескивают металлические зубы. Когда он пришел во взвод, то долго приглядывался к сержанту. Потом отозвал Андреева в сторону и шепнул:
— Чуешь, я ведь из тех. Понял?
— Из каких?
Ишакин многозначительно помолчал и вдруг улыбнулся доверительно и просто:
— Из чижиков. Чижик, пыжик где ты был...
Но Андреев и сам уже понял, что за чижик перед ним. Он ведь наблюдал за солдатом и отметил про себя странное сочетание скрытой наглости с откровенной угодливостью.
— Так вот что. О своем прошлом можешь забыть начисто, — строго сказал Андреев, — но если будешь плохим солдатом...
— Не буду! — обрадованно воскликнул Ишакин. — Не буду, вот те крест!
— Тогда порядок.
Руки у Ишакина оказались золотыми. Из него получился отличнейший укладчик парашютов.
Мишка Качанов вырос в вологодских лесах — этакий чернобровый смазливый крепыш. Он прозрачен как стеклышко. Уже на второй день знакомства Григорий знал о нем все — и то, что он из Вологды, и что он
