— Я попробовал загрузить кое-что из того, что прислал мне Безмолвный, — сказал Даву. — Мне хотелось понять природу его неестественного спокойствия, в которое он погрузился.
Светловолосая Кэтрин передернулась от отвращения, изобразив пальцами «сортир».
— Это было… интересно, — сказал Даву. — Там было странное, какое-то незавершенное чувство, намек на счастье. Помню, я испытал ощущения сидящего мастера дзадзен и даже принял на себя удар.
— Это могло быть лишь подобие ощущения, — язвительно сказала Кэтрин. — Он мог просто скопировать опыт мастера дзен и заложить его себе в мозг. Именно так поступают большинство вампиров — они вознаграждают себя радостью, которую не заслужили.
— Это кальвинистская точка зрения, — предположил Даву. — Что счастье не приходит само по себе, его нужно заработать.
Она нахмурилась, глядя на море.
— Есть разница между реальным опытом и искусственным. Если это кальвинизм, пусть будет так.
— Да, — согласился Даву. — Пусть скажут, что я симпатизирую кальвинистам. Я побывал во многих местах, сделал много вещей, и для меня важно, что я действительно был там, а не прожил запрограммированный сон о жизни в других мирах. Я испытал загрузки моих сибов — прожил значительную часть их жизней, миг за мигом — но это совсем не то, что
Она смотрела на него, из-за спутанных ветром волос, закрывавших лицо, было трудно понять, о чем она думает.
— Даву Завоеватель, — сказала она.
«Нет», — показал он.
— Я завоевывал не один, — сказал Даву.
Она кивнула, на секунду их взгляды пересеклись.
— Да, — сказала она. — Я знаю.
Он обнял Светловолосую Кэтрин и поцеловал ее. На мгновение она онемела, а затем разразилась безудержным хохотом. Удивленный ее реакцией, он еще несколько секунд держал ее в объятиях, затем она вырвалась. Чуть пошатываясь, Кэтрин отошла и прислонилась к стене. Даву последовал за ней, бормоча:
— Прости, я не хотел…
Слова истерически вырывались из ее губ, перемежаемые отчаянным смехом.
— Так вот чего тебе было надо! Боже мой! Можно подумать, я не сыта всеми вами по горло после стольких лет!
— Я прошу прощения, — сказал Даву. — Давай забудем то, что случилось. Я отвезу тебя домой.
Теперь вместо смеха она источала испепеляющую ярость.
— Безмолвный и я, мы были бы счастливы, если бы не вы —
Даву стоял, совершенно ошарашенный. «Нет, — обозначил он. — Это не…»
— Мы были третьими, — кричала она. — Мы
— Если тебе не нравится твоя жизнь, — сказал Даву, — ты могла бы изменить ее. Люди все время начинают заново — мы бы помогли. — Он протянул ей руку. — Я могу отвезти тебя к звездам, если ты захочешь.
Она отпрянула назад. «Единственная помощь, которая нам была нужна, — это
— А теперь, когда в твоей жизни образовался провал, ты хочешь заполнить его мной — не выйдет.
«Никогда, — повторили ее пальцы. — Никогда». Смех вновь с бульканьем вырвался из горла.
Она убежала, оставив его одинокого, ошеломленного на стене дворца, и налетевший ветер развеял его слабый протест.
— Мне правда очень жаль, — сказала Рыжая Кэтрин. Они сидели на качающемся диванчике на веранде. Она придвинулась к нему поближе и прикоснулась сухими губами к его щеке. — Даже несмотря на то, что она редактировала свои загрузки, я чувствовала, что она обижена на нас… но, честно, я не думала, что реакция будет такой.
Даву был в смятении. Он чувствовал, что он все больше и больше теряет Кэтрин, словно она висела над пропастью, и ее пальцы неумолимо выскальзывают из его руки, сжимающей их.
— Это правда, то, что она сказала? — спросил он. — Неужели мы в самом деле эксплуатировали их все эти годы? Использовали их, как она утверждает?
— Возможно, когда-то у нее и было такое оправдание, — сказала Рыжая Кэтрин. — Я не помню никаких подобных эмоций, когда мы были молоды и я загружала Светловолосую Кэтрин почти каждый день. Но сейчас, — выражение ее лица сделалось суровым, — мы все зрелые люди, не обделенные собственными резервами и интеллектом. Знаешь, я не могу не думать о том, что если человеку за сто лет, то во всех проблемах, которые его мучают, виноват он
Медленно покачиваясь на качелях, он ощутил приступ тупого отчаяния.
Краткие дни надежды миновали. Он молча смотрел на залив — волнующаяся вода была слишком коварна, лишь самые оголтелые серфингисты мелькали на волнах — и чувствовал, как в мозгу разрастается давящая боль, словно пальцы опытного садиста углубляются в основание черепа.
— Хотелось бы знать, — сказал он, — ты не думала о том, чтобы загрузить мои воспоминания?
Она посмотрела на него с любопытством. «Боюсь, сейчас не время».
— Я чувствую потребность поделиться… кое-чем.
— Старый Даву загрузил их. Можешь поговорить с ним.
Это абсолютно разумное предложение лишь заставило его стиснуть зубы. Ему требовалось понять
— Я поговорю с ним, — сказал он.
Но так и не поговорил.
Боль усиливалась ночью. Это было связано не с тем, что приходилось спать одному, не с отсутствием Кэтрин: источником боли было сознание того, что она будет отсутствовать