так же вы можете оставаться здесь в обозримом будущем, так долго, как сочтете необходимым.
«Спасибо».
— Кстати, где находится госпиталь?
— Западная Ява. Город Бандунг.
Стало быть, Земля. Которую Даву не видел уже семьдесят семь лет. Нежные пальцы памяти коснулись его мозга, оживив ароматы дуриана, океанского прибоя, муската, гвоздики и куркумы.
Он знал, что не бывал прежде на Яве, и подивился тому, откуда могли прийти эти воспоминания. Возможно, от одного из сибов?
«Спасибо», — вновь обозначил Даву, привнося в мелькание пальцев ощущение последнего аккорда.
Доктор Ли оставил Даву наедине со своим новым/старым телом, в комнате, где все было пропитано воспоминаниями и болью.
В шкафу темного дерева Даву нашел идентификационные документы и одежду, а также уведомление о том, что на его счет переведена задержанная зарплата за семьдесят восемь лет. Электронный почтовый ящик содержал сообщения от его сибов и другие личные письма, с которыми предстояло разобраться, — для того, чтобы ответить на все, придется создать электронную копию своей личности.
Он оделся и вышел из госпиталя. Тот, кто руководил его сборкой, — возможно, сам доктор Ли — предусмотрительно включил в его встроенный ROM исчерпывающую карту Земли, поэтому во время прогулки он сворачивал куда заблагорассудится, не боясь заблудиться. Яростное солнце жгло с тропической интенсивностью, но новое тело было приспособлено к жаре, а бриз, веявший с гор, делал приятным даже период полуденного прилива.
Жизнерадостная металлическая музыка скрежетала почти из каждой двери. Люди в ярких одеждах, проворные, словно обезьяны в джунглях Суматры, неслись куда-то высоко вверху по тривеям и натянутым канатам, ловко перебирая конечностями, модифицированными для лазанья по деревьям. Роботы, невосприимчивые к жаре, неслышно скользили мимо. Даву все казалось странно знакомым, словно он уже видел это во сне.
Вдруг он оказался около моря, и вновь узнавание болезненно резануло по сердцу.
С криком узнавания пришла память: его звали Даву Опасный, его — человека, который пришел сюда столетие с чем-то назад, и бок о бок с ним шла Кэтрин.
Но та Кэтрин, которую он знал, умерла. Глядя на красоты Земли, он вдруг почувствовал, что мир его радости превращается в горький прах.
«Увы!» — обозначили его пальцы невысказанное слово. «Увы!»
Он жил в мире, где никто не умирал и ничто никогда не исчезало. Каждый знал, что такие вещи время от времени случаются, но никогда — почти никогда — с кем-то, кого хорошо знаешь. Физическое бессмертие было простым и дешевым, к тому же оно подкреплялось множеством альтернативных систем: создание резервных копий разума, их загрузка в виртуальную реальность или в прочную неуязвимую машину. Наносистемы дублировали тело или улучшали его, приспосабливая к разнообразным условиям. Твои данные дремали в надежном хранилище, ожидая электронного поцелуя, который вернет их к жизни. Вынашивание ребенка в матке стало редчайшей формой репродукции, чуть чаще, но почти так же редко плод выращивали в пробирке.
Гораздо проще было заставить нанодублировать себя взрослого. По крайней мере есть с кем поговорить.
Никто не умирал, ничто не исчезало. Но Кэтрин умерла, подумал Даву, и я пропал, а так не должно было случиться.
«Увы!» Пальцы провыли горе, что застряло у Даву в горле. «Увы!»
Даву и Кэтрин встретились в школе: они принадлежали к поколению, которое вынашивание плода в материнском чреве предпочитало альтернативным способам размножения. Бессмертие нашептывало свои условия в их чуткие уши. Они встретились на лекции (Дольфус читал «Новое открытие моря Гумбольдта») в Колледже Тайны. Стоило им только взглянуть друг на друга, как они уже
В их взаимной привязанности было, как они сами признавались, что-то мистическое. Полные молодого задора, они неистово отдались исследованию мира, окунулись в бесконечность Вселенной, которая приветствовала их.
Он и слышать не хотел о том, чтобы расстаться с ней. Двадцать четыре часа были тем крайним пределом, после которого нервы Даву начинали выбивать тревожную дробь, и он замечал, что разговаривает с воображаемым призраком Кэтрин, просто чтобы не оставаться одному в этом мире — мир без нее терял свои краски.
Без нее космос казался Даву подернутым неясной дымкой. Хотя определенные вещи казались вполне постижимыми (например, применение коэноцитического упорядочения клеток при трансмиссии информационно насыщенных протеинов и ядер, историческое значение юкатанской астроблемы, ограниченность применения клеточной модели Бенарда при предсказании атмосферных колебаний), все это, казалось, было лишено закономерностей, существовало лишь как ряд отдельных, бессмысленных прецедентов. Пропущенный через призму Кэтрин, мир приобретал блеск, цель и гениальность. С Кэтрин он царствовал во Вселенной; без нее мир терял вкус.
Их интересы были достаточно сходны для того, чтобы генерировать друг в друге энтузиазм, но вместе с тем достаточно различны, чтобы каждый мог привнести иную перспективу в работу другого. Они работали в упоительной гармонии, спина к спине, два письменных стола в одной комнате. Иногда Даву возвращался с совещания или после обеденного перерыва и видел, что Кэтрин добавила что-то свое, иногда целое направление в его последние разработки. Время от времени он возвращал ей долг. Их ранние работы — слегка эксцентричные, чересчур всеобъемлющие, затрагивающие слишком много направлений — были многообещающи, блестящи и полны жизни.
Слишком много неизведанного, решили они, даже для двоих. Они хотели сделать слишком много и все сразу, и даже бесконечность казалась им недостаточной.
Поэтому, как только они смогли себе это позволить, Рыжая Кэтрин, оригинал, была дублирована — с небольшими косметическими вариациями — Темноволосой Кэтрин и Светловолосой Кэтрин; потом наномашины считали Старого Даву, его плоть, кровь и длинные полоски чисел, которые были его душой, и создали совершенные копии Опасного Даву, позже названного Завоевателем, и Безмолвного Даву.
Так двое разрослись до шести, а полудюжина, по общему мнению, была достаточным подарком для Вселенной. Дикая путаница взаимосвязанных интересов была поделена между тремя парами, каждая из которых пошла по одному из трех путей познания. Самая старшая пара взяла на себя Историю и все ее области, включая летопись приключений своих сибов; вторая пара занялась Наукой; третья — Психологией, изучением человеческого мозга. Все достижения одного из сибов тут же становились достоянием других посредством загрузки. Поначалу они загружали себя почти беспрерывно, делясь своими мыслями, опытом и планами в общем безумии памяти. Позже, по мере того, как жизни их становились все более частными, а карьеры обретали специализацию, загрузка стала происходить реже. Правда, первый по-настоящему долгий перерыв произошел, только когда Опасный Даву и Темноволосая Кэтрин предприняли свое первое путешествие к другой звезде. Они провели в экспедиции более пятидесяти лет, хотя для них полет длился меньше тридцати лет; передачи с Земли, пульсируя через невообразимые расстояния, были нечастыми, нечастыми были и ответы. Жизни других пар, которые текли, казалось, во все убыстряющемся темпе, все меньше имели значимость для других, воспоминания о них напоминали полузабытый сон.
«Увы!» — скорбно изогнулись пальцы. «Увы!», ибо сон превратился в дикий кошмар.
