всегда доставляло удовольствие следить за вашими блестящими расследованиями, но я и не предполагал, что когда-нибудь лично пожму вашу руку.
Его английский был безукоризненным, да и сам граф походил скорее на типичного английского джентльмена, нежели на иностранного дипломата.
— Итак, мистер Холмс, чем могу служить? — спросил он после того, как мы расселись по предложенным стульям. Граф занял место за массивным письменным столом.
— Ваше сиятельство, — начал Холмс, — мы с доктором в настоящее время расследуем обстоятельства гибели некоего господина Раковски, русского гражданина.
— Да, это печальное событие, — вице-консул кивнул головой, — но ведь газеты писали о несчастном случае?
— Увы, нет. Мы пришли к выводу, что тут имело место тщательно спланированное убийство, — и Холмс поведал ему о нашем расследовании. Единственное, о чем он умолчал, был «тибетский след» — злосчастный узел, найденный в осмотренной квартире.
После небольшой паузы граф сказал:
— Это, безусловно, важная информация. Но какова цель вашего посещения? Чем можем помочь мы?
— Я уверен, — ответил Холмс, — что убийство господина Раковски связано с какими-то его занятиями последнего времени. И мне кажется, ваше сиятельство, что вам об этих занятиях известно.
Граф коротко засмеялся.
— Если бы вы не были братом господина Майкрофта Холмса… — он взмахнул рукой, посерьезнел. — Что же, действительно, занятия господина Раковски, как вы выразились, действительно чрезвычайно важны — именно сейчас, во время войны. Как вам известно, Раковски был эмигрантом, государственным преступником. Однако после начала войны он сам явился в консульство, заявил о своем патриотическом долге. Учитывая все обстоятельства, ему было возвращено российское подданство. Он горел желанием оказать действенную помощь своей родине в тяжелой борьбе с германскими варварами. Вскоре господин Раковски сообщил, что химические исследования, над которыми он столь долго трудился, близки к завершению, что его изобретение имеет колоссальное военное значение и что он желает передать его российскому правительству.
— И что это за изобретение? Он говорил? — Холмс чуть подался вперед.
— Разумеется. Господин Раковски сообщил, что раскрыл секрет изготовления так называемого греческого огня.
Холмс откинулся на спинку стула. Судя по виду, он был весьма разочарован.
— Греческий огонь? — великий сыщик пожал плечами. — Что же в нем тайного? Если я не ошибаюсь, впервые его состав был описан в трактате некоего Марка Грека, относящемся к IX веку и известном всем европейским химикам. Помнится, я интересовался этим вопросом несколько лет назад, — пояснил он, обращаясь ко мне и Майкрофту. Повернувшись вновь к вице-консулу, он добавил: — Ничего нового в составе греческого огня нет. Смесь ископаемой серы, древесного угля и селитры в хорошо известных пропорциях. Примитивная взрывчатка.
Вице-консул вскинул руки:
— Вы совершенно правы, мистер Холмс! Именно так я и ответил Раковски. Но он сказал, что состав Марка Грека ничего общего с подлинным греческим огнем не имеет, что секрет его гораздо глубже. И предложил убедиться в ходе испытаний, которые намеревался произвести в присутствии нашего представителя и, — граф перевел взгляд на Майкрофта, — представителя британской стороны.
Майкрофт кивнул. Вице-консул сделал нетерпеливый жест в сторону секретаря: «Прошу вас, Михаил Афанасьевич». Молодой человек тотчас вышел из тени, раскрыл свою папку и зачитал ровным, лишенным эмоциональной окраски голосом:
— Отчет об испытании установки, именуемой установкой сгущенного огня, разработанной и построенной господином Раковски, подданным Его Императорского Величества. Дата проведения — 6 июля 1916 года. Место — Лондон…
— Вы не могли бы точнее указать место? — перебил Холмс.
— В интересах соблюдения секретности мы не указали его в документе, — объяснил вице-консул. — Испытания проводились в старых доках. С разрешения британского правительства, разумеется.
Секретарь продолжил:
— Присутствовали: автор изобретения господин Раковски, помощник военного атташе России подполковник Муромцев, представитель Адмиралтейства капитан первого ранга Чандлер…
На этот раз секретаря перебил сам вице-консул:
— По просьбе вашего брата мы приготовили копию этого отчета. Прошу вас, — он протянул Холмсу лист бумаги.
Мой друг быстро пробежал глазами отчет, спрятал лист в карман и поспешно поднялся.
— Мы вам очень признательны, ваша светлость, — сказал он. — Нам пора. Время крайне ограниченно.
Граф тоже поднялся.
— Напротив, это мы признательны вам. Господин Раковски был русским подданным. Надеюсь, вы будете держать нас в курсе расследования, мистер Холмс.
Покинув консульство, мы с Холмсом (Майкрофт остался в кабинете вице-консула) наняли кэб и отправились в сторону старых доков. Но добраться нам не удалось. На одном из поворотов я вдруг услышал неясное восклицание, донесшееся с козел, и кэб остановился. Не успев сообразить, в чем дело, я почувствовал, как чьи-то сильные руки пытаются вытащить меня наружу. Мне удалось освободиться и выхватить револьвер.
Нападавшие — несколько отталкивающего вида китайцев в лохмотьях, вооруженные мощными дубинками, при виде револьвера остановились. Тут я услышал шум с другой стороны и, обернувшись, увидел, как такие же китайцы, но в большем количестве напали на моего друга. Один из них, подкравшись сзади, уже заносил дубинку. Я выстрелил в негодяя, но тут страшной силы удар обрушился на меня, и все погрузилось в темноту.
Я пришел в себя в нашей квартире на Бейкер-стрит. Вскоре сознание вернулось ко мне настолько, что я узнал свою спальню, расположенную во втором этаже, письменный стол, уставленный рукописями и медицинскими инструментами. На голове моей лежал пузырь со льдом, а рядом хлопотала верная миссис Хадсон, подсовывая под нос флакончик с нюхательной солью. Я осторожно, но решительно отвел ее руку и сказал:
— Миссис Хадсон, нюхательная соль больше подходит для нервных барышень, симулирующих обмороки…
Вышло не очень убедительно, потому что я едва ворочал языком, голос мой был слаб и голова болела, но во всем остальном я чувствовал себя не так плохо для человека, получившего хороший удар дубинкой по затылку.
Наша добрая хозяйка помогла мне приподняться и сесть на кровати. Глядя на озабоченное лицо миссис Хадсон, я улыбнулся и сказал — на этот раз почти нормальным голосом:
— А для мужчины, дорогая миссис Хадсон, лучше всякой нюхательной соли подойдет стаканчик вашего доброго виски! Или бренди.
Лицо миссис Хадсон прояснилось. Нюхательная соль тотчас была отставлена в сторону, пузырь со льдом тоже, и наша замечательная хозяйка почти бегом отправилась выполнять мою просьбу.
— Вам принести в спальню, доктор? — крикнула она снизу. — Или вы спуститесь?
— Спущусь, конечно, спущусь! — откликнулся я. — Я прекрасно себя чувствую!
В действительности мои слова были некоторым преувеличением — головокружение заставляло меня двигаться медленнее и осторожнее, а в области затылочной опухоли пульсировала тупая ноющая боль. Но мне совсем не улыбалось валяться в постели в такое время.
— Мистер Холмс очень беспокоился о вашем состоянии, — сообщила миссис Хадсон, когда я появился на лестнице. — Только убедившись, что с вашей головой все в порядке и никаких следов, кроме большой шишки, не осталось, он отправился по своим делам.
