тысячу долларов зелеными. А теперь, дорогие друзья, adieu, прощайте!
Но благодарное семейство не могло позволить этому великодушному человеку уйти просто так. Артур Тиррел схватил его руку и прижал к груди, миссис Тиррел, как будто потеряв голову от нахлынувших чувств, бросилась на шею своему благодетелю, в то время как дети радостно вцепились в полы его пальто. Обняв одной рукой за шею все еще молодую, когда-то прекрасную, а теперь на глазах возвращающую былую красоту госпожу Тиррел, Стивен Скэрридж несколько минут стоял, погруженный в воспоминания о прошлом. Затем он заговорил.
— Когда-то, — сказал он, и голос у него дрожал, — когда-то я тоже любил такую женщину. Но теперь все кончено — и трава колышется на ее могиле. Прощайте, прощайте, дорогие друзья! — И, смахнув слезу, Скэрридж вырвался из объятий этой пылкой семьи и поспешно покинул дом.
Прыгнув в повозку, он быстро поехал в город — счастливый человек!..
Вам когда-нибудь раньше приходилось читать подобные истории?
Если ты не красив к двадцати,
Если ты не силен к тридцати,
Если ты не богат к сорока
И не поумнел к пятидесяти -
Это уже навсегда.
Да-да!
Это была блондинка. Высокая. С магнетическими дымчато-зелеными глазами, хотя я мог бы поставить все свои сбережения в количестве одиннадцати долларов на то, что глаза эти были не настолько завораживающими, чтобы отвлечь мое внимание от божественного выреза ее платья.
К тому же это была принцесса, настоящая принцесса, будущая королева нашей страны — при условии, что ее свекрухе, королеве Харизматик, когда-нибудь надоест отсиживать зад на троне.
— Принцесса Элла, — произнес я и пожалел, что на мне нет галстука, который я чуть не купил пару лет назад. — Проходите. Извините за бардак. Я никого не жду.
— Никогда? — поинтересовалась она, изящно отряхивая носовым платком кулачок, который запылился, когда она постучала в мою дверь.
Мое знакомство с королевскими особами ограничивается видом пасти, которую разинул мой гиперсексуальный друг Джордж Порджи при виде королевского флеша, потому что ему наконец пришла карта. Я не был уверен, что именно я должен делать — отвесить поклон, присесть в реверансе или дернуть себя за чуб, и потому остался сидеть где сидел — за своим столом. Правда, я затушил сигарету, но это была скорее мера предосторожности, нежели проявление вежливости. Волосы принцессы были обрызганы легковоспламеняющимся лаком, а сама она источала аромат не менее горючего парфюма.
Не будем говорить о том, как она скрещивала ноги.
— Мистер Нимбл?[49] — спросила моя визитерша.
— Нет, — ответствовал я и указал на треснувшую и запылившуюся, но все еще читаемую — если смотреть с правильного угла — табличку на двери. — Джек Би Гуди. Частный детектив. К вашим услугам.
— Хм, это странно, кое-кто сказал мне, что ваше имя Джек Би Нимбл.
Лицо мое начало наливаться краской, но вовсе не потому, что я зарделся или снова переборщил с бурбоном в своем утреннем кофе.
— Боюсь, это всего лишь прозвище, которым несколько лет назад меня одарила одна благодарная подруга.
— Да, теперь я действительно сбита с толку. — Принцесса взмахнула ручкой и слегка коснулась своей алебастровой щечки. — Полагаю, так быть не должно. У вас, видимо, не одно имя. Я припоминаю, кто-то из ваших друзей сказал мне, что вас зовут Джек Би Квик.[50] Да, так оно и было.
Я не видел смысла объяснять ей, что эта кличка — еще одно прозвище, данное мне той же языкатой и недовольной нашим разрывом подружкой. Оставалось только спросить принцессу, что я могу для нее сделать.
— Я волнуюсь за своего мужа, — отвечала она.
— Вы имеете в виду принца Чарминга?[51]
Принцесса кивнула и заговорила со мной медленнее, как учитель с учеником-недоумком:
— Да, других мужей у меня нет.
— Продолжайте.
— Я думаю, кто-то пытается его убить.
— Что вас подтолкнуло к этой мысли?
— Он у меня жуткий сластена, всегда требует перед сном кусок ежевичного пирога. Последнее время кто-то подкладывает ему в пирог черных дроздов.
— Подкладывает что?
— Черных дроздов.
— Что с того? Многие политики вынуждены «есть ворон».[52] Это как-то связано с родом их деятельности, не так ли?
Моя хилая шутка спланировала над головкой принцессы прямиком в окошко и исчезла без следа.
— Но принц категорически не переносит дичь. Эти случаи повторялись уже две дюжины раз. Роберт Шэфто, глава дворцовой стражи, сбился с ног и не представляет, что ему делать. Вы — наша единственная надежда. В последнем пироге было запечено письмо, угрожающее страшными последствиями в случае, если принц не перестанет делать вы сами знаете что.
— Да нет, не знаю. А что?
— Не знаю. Так было сказано в письме: «Сами знаете что».
— А, ну это меняет дело.
Я разгреб груды хлама у себя в столе и наконец отрыл блокнот на пружине.
— Ну, — сказал я и лизнул огрызок карандаша, решив не подвергать себя повторному риску погружения в глубины стола, где могла покоиться точилка. — Если ваш муж делает «сами знаете что», должно быть, он делает это «вы сами знаете с кем». Так с кем?
Щеки принцессы раскраснелись, а голос возвысился децибел эдак на пять-шесть. Полагаю, что такое происходит с принцессами, когда они сердятся.
— Мистер Гуди, вы намекаете на то, что мой супруг способен совершить грех прелюбодеяния?
— Да, ваше высочество, именно так я и думаю. И поэтому мне нужна обычная в таких случаях информация: имена, адреса, любимые местечки. И, если раздобудете, глянцевые фото восемь на десять.
— Бог ты мой, зачем вам все это нужно?
— Мне одиноко, — ответил я. — А теперь, может, вы…
Принцесса подскочила и топнула своей крохотной ножкой. Я было подумал, что она так давит тараканов, но оказалось — у принцесс так выплескивается гнев.
— Сэр, вы лаете не на ту собаку. Это правда, что его отец был, как бы это сказать, веселым старикашкой и обожал вечеринки с девицами, выпивкой и табаком. Но принц Чарминг совсем не такой, как этот распутный старик Коль.
