Вампирские архивы: Книга 1. Дети ночи

III

Перечитал запись рассказа этой женщины о своих способностях. Один момент вызывает у меня беспокойство. Она утверждала, что при слабом воздействии субъект знает, что делает, но не может контролировать себя, а вот при сильном внушении действия становятся полностью бессознательными. Так вот, я всегда осознавал, что делаю, хотя вчера вечером сознание у меня было уже затуманено. Это, по- видимому, означает, что она еще ни разу не воздействовала на меня с полной силой. Был ли кто-то еще подвергнут такой обработке?

Да, кажется, был, и притом совсем близко от меня. Чарльз Сэдлер должен что-то знать об этом! Его смутное предостережение становится теперь понятным. О, если бы я прислушался к нему тогда, прежде чем, участвуя в сеансах, сам помог выковать звенья цепи, связавшей меня теперь! Но сегодня я увижусь с ним. Я извинюсь за свое неуместное легкомыслие. Посмотрим, что он сможет посоветовать мне.

4 часа дня. Он не помог. Я переговорил с ним, и сильное удивление, которое вызвали у него первые же мои слова, когда я попытался описательно изложить суть моей невыразимой тайны, заставили меня остановиться. Насколько я могу судить (по намекам и обмолвкам, а не из прямых высказываний), его собственный опыт ограничивается несколькими фразами или взглядами наподобие тех, которые испытал я. Собственно, то, что он сумел оторваться от мисс Пенклоуза, само по себе свидетельствует: она не трудилась над ним всерьез. Ох, знал бы он, какой беды избежал благодаря своему флегматичному англо-саксонскому темпераменту! Я же — черноволосый кельт, и когти этой ведьмы крепко вцепились в мои нервы. Удастся ли мне когда-нибудь вырваться? Стану ли я снова тем человеком, каким был всего лишь пару недель назад?

Нужно подумать, как лучше повести себя. Я не могу оставить университет в середине семестра. Будь я свободен, дальнейшие шаги были бы очевидны: я немедленно собрался бы и уехал в Персию. Но позволит ли она мне уехать? И не может ли ее воздействие достать меня и в Персии, заставить вернуться в пределы досягаемости ее костыля? Границы этой адской власти я могу определить лишь на собственном горьком опыте. Я буду сражаться, сражаться неустанно — что еще мне остается?

Я прекрасно понимаю, что около восьми часов вечера стремление увидеть ее, непреодолимое беспокойство охватят меня. Как можно избавиться от него? Есть ли способы? Я должен сделать невозможным выход из дому. Я запру дверь и выброшу ключ из окна. Но как же я выберусь утром? Ладно, потом разберусь. Сейчас важнее всего любой ценой разорвать цепь, держащую меня.

9 апреля. Победа! Все прошло отлично! Вчера в семь вечера я наскоро пообедал и заперся в своей спальне, а ключ выбросил в сад. Выбрал веселенький роман и пролежал часа три в постели, пытаясь читать, но на самом деле с ужасом, с трепетом ожидал, когда же подействует импульс вызова. Ничего такого, однако, не произошло, и я проснулся утром с ощущением, что благополучно пережил темный кошмар. Возможно, чертовка поняла, что я сделал, и отказалась от попыток повлиять на меня. Во всяком случае, один раз мне удалось ее побить, а если так, то я смогу повторить успех и еще раз.

С ключом вышла, конечно, неловкость. К счастью, в саду утром работал помощник садовника, и я попросил его забросить ключ мне в окно. Он наверняка подумал, что я просто обронил его. Ради избавления от власти ведьмы я готов запереть и окна, и двери и нанять шестерых крепких молодцов — пусть удерживают меня в постели. Любые способы хороши… Я не сдамся!

После полудня получил записку от миссис Марден — приглашение навестить ее. Я и сам хотел зайти к ним, но никак не ожидал, что там меня застанут плохие известия. Выяснилось, что Армстронги, которых Агата ожидает со дня на день, должны вернуться из Аделаиды на «Авроре» в ближайшее время и они прислали ей и миссис Марден письмо, предлагая встретиться в городе. Отсутствовать они, вероятно, будут месяц-полтора, а поскольку «Аврора» прибывает в среду, ехать им нужно немедленно — то есть завтра, если они успеют собраться. Утешает меня только то, что после их возвращения уже ничто не будет стоять между мной и Агатой.

— Я хочу, чтобы ты сделала кое-что, Агата, — сказал я, когда мы остались с нею наедине. — Если вам случится встретиться с мисс Пенклоуза, в городе либо здесь, обещай мне никогда больше не позволять ей вводить тебя в месмерический транс.

Агата широко раскрыла глаза:

— Странно! Только на днях ты говорил, как все это было интересно, как ты хочешь довести до конца свои эксперименты!

— Верно, однако с тех пор я изменил свое мнение.

— И больше не будешь этим заниматься?

— Не буду.

— Как я рада, Остин! Ты сам не видишь, каким стал бледным и усталым за последние дни. На самом деле главное, из-за чего мы не хотели ехать в Лондон, — твое состояние. Мы боялись оставлять тебя одного, когда ты так удручен. И вел ты себя порой так странно, особенно в тот вечер, когда оставил бедняжку профессора Пратт-Хэлдейна играть вместо себя. Я убеждена, что эти опыты плохо сказываются на твоих нервах.

— Я теперь тоже так думаю, дорогая.

— И для мисс Пенклоуза они тоже даром не прошли. Ты слышал, что она больна?

— Нет.

— Миссис Уилсон рассказала нам об этом вчера вечером. Она называет это заболевание нервной горячкой. Профессор Уилсон должен вернуться на этой неделе, и миссис Уилсон, конечно, очень беспокоится, чтобы мисс Пенклоуза выздоровела к его приезду, ведь у него намечена целая программа опытов, и он просто жаждет их осуществить.

Меня порадовало обещание Агаты — довольно того, что эта женщина вцепилась в меня. С другой стороны, я встревожился, услышав о болезни мисс Пенклоуза. В этих обстоятельствах моя вчерашняя победа блекнет. Я вспомнил, как она говорила, что сила ее воздействия зависит от состояния здоровья. Вероятно, именно поэтому я сумел так легко продержаться. Ладно, ладно, я приму сегодня те же меры предосторожности и посмотрю, что получится. Когда я думаю о ней, меня одолевает совершенно детский страх.

10 апреля. Вчера вечером все прошло отлично. Меня позабавило лицо садовника, когда мне снова пришлось утром окликнуть его и попросить перебросить мне ключ. Я стану знаменит среди прислуги, если буду продолжать в том же духе. Но для меня важнее всего то, что я оставался в своей комнате без малейшего побуждения покинуть ее. Я верю, что все-таки стряхну эти невероятные путы, — хотя, возможно, силы этой женщины дремлют, пока она не восстановит здоровье? Мне остается лишь молиться, чтобы все обернулось к лучшему.

Мардены уехали нынче утром, и мне кажется, что сияние весеннего дня померкло. Но все же солнце так прекрасно освещает зеленые каштаны напротив моих окон и придает веселый вид тяжелым, поросшим лишайниками стенам древних колледжей. Как приятна, добра и утешительна природа! Кто бы мог поверить, что в ней заодно таятся столь злые силы, столь зловещие способности! Ведь я, конечно же, понимаю, что настигшая меня жуть не сверхъестественна, даже не противоестественна. Нет, это сила природы, о которой общество и не подозревает, а малоприятная женщина умеет использовать. Уже сам факт существования зависимости между степенью оказываемого на других воздействия и здоровьем действующего лица показывает, что это явление полностью подчиняется физическим законам. Будь у меня время, я докопался бы до его глубин и нашел противоядие. Но невозможно заниматься укрощением тигра, когда он вцепился в тебя когтями. Вам остается лишь попробовать вырваться и убежать. Ах, когда я смотрю в зеркало и вижу собственные темные глаза и точеное испанское лицо, я сожалею, что на меня не брызнула щелочь или не обезобразила оспа. Что-нибудь в этом духе могло бы избавить меня от теперешнего несчастья…

Я склонен думать, что нынче ночью мне придется трудно. Настораживают меня два момента. Во- первых, я встретил на улице миссис Уилсон, и она сказала, что мисс Пенклоуза уже поправляется, хотя еще слаба. Я же от всего сердца желал бы, чтобы эта болезнь стала ее последним недугом. Во-вторых, профессор Уилсон вернется через день-два, и его присутствие подействует на старую деву стеснительно. Общение с нею в присутствии третьих лиц меня не обеспокоит.