— мальчики курили, красить губы предосудительно — девочки красили, пудрились, отпускали длинные волосы, носили ажурные чулки, яркие косынки.
Но сейчас и это становилось неинтересным. Потрясение, которое испытала Варя на вокзале, толкало ее к поискам другой независимости. Тем более к этому времени двор заменился новой компанией.
Как-то Варя встретила на Арбате Вику Марасевич с франтоватым мужчиной, лет сорока, очень противным.
Раньше Вика не замечала Варю, а тут остановилась, даже обняла ее. От Вики пахло удивительными духами.
— Виталий — мой приятель, Варя — моя школьная подруга…
Варя отметила про себя эту легкую неточность, всего каких-нибудь пять классов разницы…
— Вот какие у нас красотки на Арбате, — продолжала Вика. — А? Что скажешь, Виталик?
Виталик поднял дурацкие брови, развел руками, не находя слов.
— Совсем исчезла, не звонишь, не заходишь.
Варя никогда не звонила Вике, никогда не бывала у нее.
— Как Нина?
— Ничего, работает.
— Нина — ее сестра, — пояснила Вика своему спутнику, — звони, и я тебе буду звонить.
Вика вынула из сумочки записную книжку, перелистала, назвала их телефон.
— Не изменился?
— Нет.
— Ну, не пропадай.
Через два дня Вика позвонила и позвала к себе.
Варя пришла.
Вика, видимо, только встала, была еще в халате, чулки, шелковое белье, платье валялось на кресле, ничего ей эти тряпки не стоят, не трясется над ними.
Вика показала свой гардероб: юбки, костюмы, плащи, туфли — пар шесть или семь. Маленьким ключиком открыла деревянную шкатулку — она стояла на трельяже среди флакончиков и баночек, — там лежали серьги, бусы и броши. Показывала не из чванства, а демонстрировала, что модно, что носят за границей, перебирала иностранные журналы: с их страниц смотрели зябкие красотки, укутанные в меховые манто, в чулках телесного цвета и лаковых туфельках.
Потом они сели за столик, придвинутый к тахте, пили кофе и ликер «Бенедиктин» из крошечных рюмочек, курили длинные сигареты с золотым обрезом.
Да, совсем другой мир! Там стоят в очередях, отоваривают карточки. Здесь пьют кофе, курят сигареты, любуются заграничными модами.
— Нина знает, что ты пошла ко мне?
— Нет.
— Ты ей говорила, что встретила меня?
— Я обязана докладывать?
— Правильно сделала, — похвалила Вика. — Я уважаю твою сестру. Но у нее мужской склад ума, ей безразлично все, чем живут женщины, она презирает меня, я знаю. Нина — синий чулок. Я не ставлю ей это в вину, уважаю ее стремления, она общественница, это хорошо, прекрасно! Но не все созданы такими.
— Нина хочет, чтобы все жили так, как живет она, — сказала Варя.
— Ты кого любишь? — спросила Вика, заводя патефон. — Мелехова? «Скажите, девушки, подружке вашей…» Ну, сколько можно?…
Она запустила Вертинского, потом Лещенко. «Край Прибалтийский объезжая, я всем ужасно надоел»…
— У Виталия замечательные пластинки. Как-нибудь зайдем послушать.
Варя рассмеялась.
— К нему?!
— А что ты имеешь против?
— Я, конечно, знаю, что человек произошел от обезьяны, но зачем к нему ходить?
— Ты его недооцениваешь. Виталик — весьма влиятельный гражданин.
— Пусть влияет на других.
— Ты не собираешься в театральный?
— В этом году я никуда не буду поступать. Пойду работать.
— Куда?
— Куда-нибудь чертежницей.
