институты, причем эвакуировались только девушки, ребята всеми правдами и неправдами оставались в Москве, старались уйти на фронт.
Инну немедленно окружили однокурсницы. Сразу же начались какие-то неотложные общественные дела. И пока Игорь помогал матери и бабушке устроиться, пока заталкивал на полки тяжелые, словно набитые кирпичами, чемоданы, жену у него увели в 'штабной' вагон. Потом Инна прибежала, смущенно посмотрела на мужа и скрылась, словно растаяла.
- Совсем девчонка, - сквозь слезы сказала мать, - ну, просто ребенок еще. И вот тебе на, замужем. - Она посмотрела на Игоря.
И ему стало нехорошо от этого взгляда. И неловко почему-то стало.
- Я покурить пойду, - сказал он.
- Поди, сынок, поди, - улыбнулась бабушка, - подыми, а то когда еще тронемся.
Она уже обжила место у окна, разложила на столике свои многочисленные кулечки и пакетики.
Муравьев вышел на перрон, и снова его окружила вокзальная неустроенность. Казалось, весь город тронулся в путь. И невеселой была эта дорога.
Внезапно состав дернулся, залязгал буферами.
- Паровоз прицепили! Паровоз! - закричал кто-то.
Люди бросились к вагонам, начали торопливо прощаться.
Где же Инка?!
Вот уже бабушка стучит в окна вагона.
Где же Инка?!
- Граждане! Граждане! Поехали! - стараясь перекрыть шум толпы, кричит кондукторша.
Где же Инка?!
В конце перрона закричал паровоз, тоскливо и гулко.
Где же Инка?
Он увидел ее, когда поезд медленно поплыл вдоль перрона. Увидел ее заплаканное лицо, тонкую руку, машущую ему. Но вагон прошел, а бежать за ним не давала толпа. Мимо него промчались пассажирские вагоны и теплушки. Промелькнули сотни лиц, и наконец показалась последняя, тормозная площадка. Поезд набирал ход.
С вокзала он поехал в управление. Трамвай долго кружил в лабиринтах улиц. Игорь читал знакомые названия, и как будто ему становилось легче.
До этого он вообще не знал, что такое разлука. Ну, мать уехала, сестра, муж ее, племянницы. Но это было как-то незаметно. Словно они поехали на дачу и должны вернуться через неделю. Отъезд жены (какое непривычное слово 'жена'!) впервые породил в нем какую-то непонятную пустоту. Муравьев еще не знал, чем он ее сможет заполнить.
Сидя в кабинете Данилова и отвечая на бесконечные звонки, он все время видел лицо Инны и ее машущую руку.
Ну до чего же нудная работа дежурить у телефона! Ужас прямо какой-то. Целый день звонят, и все не по делу. Игорь успел уже несколько раз поговорить с дежурным, поругаться с начальником АХО, внимательно выслушать начальника НТО Рассказова. Да, скучное это дело - дежурство. Вот и папиросы кончаются. Кого бы попросить сбегать? Игорь потянулся к телефону, и в это время он зазвонил.
- Да!
- Это я, - услышал Игорь Мишкин голос.
КОСТРОВ
Двое держали его за руки. Держали крепко. Но Мишка и не пробовал вырываться. Все равно, если заподозрили, значит - каюк. На диване у окна сидел незнакомый человек в военной форме. Свет падал на его начищенные до блеска сапоги, и по голенищам бегали черные зайчики. Почему-то Мишка видел только эти сапоги с маленькой, изящной колодкой.
- Ну-с, - Резаный вошел в комнату, - значит, пришел к нам в гости, Михаил?
- Ты мне руки прикажи отпустить, тогда я с тобой говорить буду. Мишка дернулся.
Но слишком уж крепки были эти чужие руки, словно стальным обручем сжимали они его.
- Ах, Михаил, Михаил, когда тебя звали - не шел, а теперь сам прибежал.
- Я не к тебе бежал, а вот к нему. - Мишка кивнул головой на Харитонова. - Ты мне лучше скажи, чего твои шестерки мне руки крутят? А?
'Эх, давай, давай, Мишенька, заведись. Я сейчас такой концерт устрою!'
- Ну скажи, гад! - крикнул Мишка с надрывом, взвинчивая себя. Скажи!
- Тихо, - внезапно сказал сидевший на диване, - вам здесь не милиция и не домзак. Помолчите. Действительно, Андрей Николаевич, - он повернулся к Резаному, - что это за дешевая мелодрама? Что вы от него хотите? Если вы ему не верите... отпустите, но, конечно, вечером. - Он, прищурившись, поглядел на Мишку, и тому нехорошо стало от этого взгляда. - Ну а если это наш человек, зачем же нервы трепать?
Внезапно с необычайной остротой Мишка понял, что от ответа Резаного зависит, останется ли он жить или нет.
Широков подошел к столу, взял папиросу из пачки, не торопясь размял ее, прикурил.
- Человек он, конечно, наш. Только несговорчив больно. Что, Михаил, с нами останешься или отпустить тебя вечером?
- Куда пускать, кровь на мне, милиционера-то я добил. Теперь мне дорога с вами.
Сказал и почувствовал, как распался стальной обруч рук.
- Ну вот и ладно. Вот и хорошо. Пойди умойся, да подзакусим самую малость. Небось отощал на казенных?
- Что есть, то есть. Только ты, Резаный, мне водки дай. Хоть немного...
- Этого добра сколько хочешь будет. Пей не хочу. Иди рожу ополосни, а то ты как будто из топки вылез.
Потом они выпили, и Мишка сразу уснул на старом продавленном диване. Точнее, провалился куда-то, а когда очнулся, то в комнате было темно, только из дверей пробивалась узкая полоска света. Мишка решил повернуться на спину, но диван немедленно предательски зазвенел, протяжно и громко. Сразу же в соседней комнате смолкли голоса, послышались шаги, и кто-то распахнул дверь.
- Отоспался, - в светлом квадрате стоял Харитонов. - Вставай, брат, спал-то ты почти полтора суток. Небось жрать хочешь?
И только теперь Мишка почувствовал нестерпимый голод. Он встал, нашел под кроватью ботинки и пошел в соседнюю комнату.
Мишка, щурясь от света, разглядывал стол, заставленный закусками, людей, сидящих вокруг него.
- Ты на себя погляди, Михаил, - сказал Широков, - шнурки болтаются, морда опухшая, неумытая, волосы...
- Ты что, Резаный, ко мне в няньки нанялся? Может, мне еще и зубы почистить?
- Не мешало бы. Ты блатные замашки брось. Теперь ты член нашего отряда.
- Какого еще отряда? Банда и есть банда.
- Иди умойся, потом я тебе все объясню.
Ох и тяжелый был этот разговор! Все Мишкино существо кричало беззвучно Резаному: 'Сволочь!' Хотелось взять бутылку из-под портвейна и ударить его по набриолиненным волосам. Но вместе с тем он испытывал чувство какого-то необъяснимого азарта. Он замирал от слов собеседника, и сердце его словно падало глубоко-глубоко!
Мозг его цепко и жадно воспринимал все, что говорил ему Широков. Он отбрасывал ненужные, лишние детали, оставляя самое главное. Сейчас Мишка действовал от имени Данилова и поэтому старался представить его на своем месте, старался быть таким же, как этот спокойный, уверенный в себе человек.
Да, тяжелый был разговор. Но Мишка выдержал все и теперь чувствовал себя сильнее, потому что это был его первый экзамен, и Резаный поверил ему.
- Что ж, - сказал Мишка, - деваться мне действительно некуда. На фронт, лоб подставлять - дураков
