- Так точно!
- Ну?
- Не заметил. Будем искать?
- А зачем нам надрываться, у нас техника есть. Смирнов, давай Найду.
Собака вспрыгнула на площадку. В свете фонаря глаза ее горели синеватым огнем. Она подняла лобастую морду, посмотрела на Никитина, и ему стало не по себе от этого диковатого взгляда.
- Ищи, Найда, ищи, - скомандовал проводник.
Овчарка потопталась на месте и потянула повод. Она добежала до последнего этажа, стала лапами на дверь шахты лифта и гулко залаяла.
- Ну-ка, убери ее, - отдуваясь, приказал Никитин. Бегать по этажам в полушубке было тяжело и жарко.
Проводник оттянул рычащую собаку, и Никитин распахнул дверь шахты. Мертвая кабина застыла здесь на многие годы.
Никитин посветил фонарем и увидел брезентовую сумку, валявшуюся в углу. Он вошел в кабину, нагнулся, расстегнул пряжку, направил фонарь внутрь. В сумке насыпью лежали патроны к пистолету ТТ и нагану, несколько пачек папирос 'Совьет юнион' и какие-то металлические пластинки.
Никитин взял одну и увидел не то буквы, не то цифры, выбитые на конце.
- Это типографские литеры, - сказал за его спиной эксперт.
- Шрифт? - переспросил Никитин.
- Да.
- Зачем он ему?
- Приедем на Петровку, узнаем, что сложить из этих буковок можно.
- Ну что ж, вызывайте перевозку, - скомандовал Никитин, - убитых на экспертизу, а мы по домам. Ты, Шукаев, с ними поедешь, рапорт напишешь.
ДАНИЛОВ
Утром его вызвал начальник МУРа: позвонил по телефону сам и голосом, не терпящим возражений, коротко бросил:
- Зайди.
Данилов вздохнул, закрыл старое дело бандгруппы Пирогова, которое изучал уже второй день, интуитивно чувствуя какую-то невидимую связь между тем, чем он занимается сегодня, и бандой Пирогова, и пошел к начальству.
Бессменный помощник начальника Паша Осетров, затянутый в синий новый китель, покосившись на краешки ослепительно блестящих погон, кивнул Данилову на дверь:
- Ждет, товарищ подполковник.
Слово 'подполковник' Паша произнес с осуждением, покосившись на гимнастерку Данилова со споротыми петлицами.
Начальник стоял посреди кабинета, новая форма делала его моложе и стройней.
- Ну, что у тебя, Иван?
- Все то же самое.
- Так и прикажешь докладывать руководству?
- Пока я ничего конкретного сказать не могу.
- Так, - начальник начал раскачиваться с пятки на носок. - Так, - еще раз повторил он, - хоть что-то у тебя есть?
Данилов посмотрел в окно. По заснеженной Петровке метель гнала редких прохожих. Он помолчал, достал папиросу, прикурил.
- Не знаю, товарищ начальник, не знаю, так, слабые наметки.
- Садись, - начальник опустился в кресло, - сейчас Серебровский зайдет, помозгуем втроем.
Данилов посмотрел на ладную, подтянутую фигуру начальника МУРа и вспомнил, как тот в мае сорок первого рассказывал ему о диете, на которую сел, чтобы похудеть.
- Ты еще смеешься, Иван?
- Да вспомнил, как ты на диету садился перед войной.
В редкие минуты, когда они оставались вдвоем, Данилов и начальник МУРа по-прежнему были на 'ты', как в те далекие годы, когда совсем молодыми пришли в уголовный отдел ВЧК. С тех пор они шли по жизни рядом, и Данилов совершенно не завидовал тому, что его друг внезапно из начальника отдела стал руководителем МУРа.
- Жизнь, Ваня, у нас с тобой почище, чем в санатории 'Мацеста'...
Начальник не договорил, дверь распахнулась, и в кабинете появился полковник Серебровский - стремительный, цыганисто-красивый и всегда веселый.
Данилов знал полковника много лет, видел все его падения и взлеты, и его всегда поражала легкость характера Серебровского. Он жил просто и весело, находя хорошее в любой, самой плохой, ситуации.
- Ну вот и я, - сказал он, усаживаясь и весело поглядывая на Данилова, - давай, Ваня, поведай нам страшные уголовные тайны Москвы.
- Да что говорить-то. Я же все написал в рапорте. Три преступления. На Башиловке ограблена машина с продуктами, шофер и экспедитор убиты. На улице Красина взят магазин, причем сторож найден убитым на улице. На Полянке - квартира. Унесено много ценных вещей. Хозяин ничего толком сказать не может. Открыл дверь, хотел вынести мусор, его ударили по голове, он потерял сознание, заволокли в квартиру, надели мешок на голову, связали.
- А что взяли? - поинтересовался начальник.
- Золото, хрусталь в серебре, несколько отрезов габардина, бостона, коверкота, два кожаных пальто, фетровые бурки, колонковую и каракулевую шубы. Деньги двадцать тысяч и на девять тысяч облигаций золотого займа.
- Кто потерпевший?
- Минин, солист Москонцерта, - ответил Серебровский.
- Это какой Минин? Утомленное солнце?.. - поинтересовался начальник.
- Именно он, жена его работает в жанре художественного свиста. Пластинка есть, танго 'Соловей' высвистывает.
- Они хорошие люди, - перебил Серебровского Данилов, - работают во фронтовых концертных бригадах.
- Ты, Иван, - начальник достал рапорт Данилова, - объединяешь эти три преступления воедино. Основания?
- Там написано.
- Ты поведай нам с Серебровским. Бумага бумагой, а мысли мыслями. Мы послушаем, а потом я тебе еще один вопрос задам.
Данилов помолчал, поглядел на начальника. Тот смотрел, откинувшись в кресле, лицо его было серым и отечным. И Данилов подумал, что начальник смертельно устал, впрочем, как и все они.
- Начну с Башиловки. Фургон остановили неизвестные на проезжей части, экспедитору, вылезшему из машины, нанесли удар тупым предметом по голове...
- Ломом, что ли? - начальник прикурил новую папиросу.
- Или ломом, или монтировкой, смерть наступила мгновенно, шофера застрелили.
- Пулю и гильзы нашли?
Данилов вспомнил грязно-серый рассвет, машину-фургон с распахнутыми дверцами, тело человека у колеса и труп шофера, навалившийся на руль. Было темно и холодно, руки стыли даже в перчатках. Эксперты запалили маленький костерок и по очереди отогревали пальцы.
- Есть, - крикнул самый молодой оперативник Сережа Белов, - нашел!
Данилов подошел к нему и увидел на снегу маленький квадратный след. Его сделала еще горячая гильза, выкинутая отсекателем. Белов снял перчатку и закостеневшей на морозе рукой начал аккуратно разгребать снег. Через минуту он протянул раскрытую ладонь Данилову. На ней лежал латунный бочонок гильзы.
