чувствовать.
Мы начинаем читать книжки про любовь прежде, чем сердце шевельнулось. А как мы читаем книжки про любовь? Не читаем мы их. Мы их проходим. Проходим мимо. Все мимо, все не по сезону.
Наверно, я и раньше мыла полы, наверно. Потому что я и замужем была. Но я ничего не могла вспомнить об этом. Я знала, что я мою полы первый раз в жизни.
Где-то у Грина сказано, что если человеку дорог дражайший пятак — дай ему этот пятак. Новая душа будет у него, новая у тебя. Как она это сделала со мной — не знаю. И самое главное — мне стало неинтересно это знать.
Я только знала, что я уже другая…
— Ванную я тебе напустила, — сказала Нюра. — Иди, умойся.
И Вика опять подчинилась. Она как по волне плыла. Вика не понимала, почему она ей подчиняется, она только понимала, что надо сделать так, как Нюра велит. …Тогда на вечеринке, когда она входила в комнату и выходила из комнаты, она что-нибудь говорила. Не умное и не глупое, а какое-то другое. И каждый раз разговор в комнате менял направление…
В ванной Вика разделась, и вошла Нюра. Вика была голая и вся закаменела. Нюра медленно ее оглядела, потом спросила:
— Ты физкультурница?
— Я занималась художественной гимнастикой…
— А зачем?
— Теперь не знаю…
— Приз хотела получить, кубок, — решила Нюра. — Вот почему фигура неправильная.
А Вика думала, что фигура у нее правильная.
— Напоказ у тебя фигура, — сказала Нюра. — Для чужих.
— Кто вы? — спросила Вика. Нюра… кто вы?
— Я была блудница, — сказала Нюра. — Давно. А потом я верная мужу жена. А когда старая буду — ворожея буду. Людей лечить буду. Все по сезону надо. А нынче все перепуталось — летом апельсины покупают.
И вышла.
В ванной Вика лежала долго. Потом приняла душ, вытерлась насухо и тоже вышла. Нюры в квартире не было.
Вика оделась, и как раз в тот момент, когда она решила испугаться, открылась дверь и вернулась Нюра.
— К себе ходила, — сказала она. — За лентой. На, возьми.
И протянула Вике голубую ленту.
— Тебе дарю. От души.
— А зачем мне лента? — спросила Вика.
— Когда к Сапожникову придешь, надень на голову ленту, волосы повяжи. Так встретишь его, и он тебя узнает.
Вика опять сказала:
— Не понимаю… Зачем?
— Замуж буду тебя выдавать. За Сапожникова. Сроки исполнились…
Все. На этом монолог закончен. Потому что началась судьба…
А потом отворилась дверь, и Сапожников, умирая от нежности, оглянулся и увидел голубой цвет, голубой цвет спокойного океана, в котором отражено небо, цвет Посейдонии, и в слепящем озарении понял, что, может быть, еще не умирает, потому что…
Смерть ведь выглядит по-всякому, а любовь у всех — одна — звезда с звездою говорит.
Что будет, то и будет.
Она сидела рядышком и смотрела, как сказал один искусствовед, 'не на ковой-то, а кудай-то вдаль', и Сапожников увидел голубую лепту, обещанную Нюрой, и понял, что сроки исполнились. Как будет, так и будет.
Время покажет.
Это, в сущности, маленькая история, но сквозь нее просвечивает время.
А потом Сапожников и Вика оказались на птичьем рынке. Там не только птиц продавали, там хомяков продавали, и щенков, и рыб, но все равно — птичий рынок. В клетках летали райские птицы разных расцветок, дети виляли хвостами возле щенков, и вдруг раздался голос, в который даже не поверил никто. Потом все обернулись и потянулись на голос.
— Ой, кто это кричит? — спросил папу маленький мальчик.
— Петух, не слышишь? — ответил папа.
— Какой петух? — спросил мальчик. — Как на мультипликации?
И полрынка, бросив райских птиц и всякую другую аквариумную живность, потянулись на крик петуха. В центре образовавшейся толпы орал петух. Он замолкал, потом напрягался, изгибал шею и — кукарекал! Во всю мочь! И все смотрели на живого петуха — самую большую редкость в Москве.
Свадьбу сыграли тихо. Сапожников, Вика, Дунаев, Нюра, Аркадий Максимович. Телеграммы сначала складывали на табурет в коридоре, а потом завалили письменный стол.
Дунаев приладил на балконе сетку от перил до потолка и поставил дом с сеном и кормушку.
Огромный петух вышагивал по квартире, кивая головой, и глядел на людей презрительно.
— Я буду его прогуливать на цепи, — сказал Сапожников. — Чтобы он не нападал на людей… Вика, ты меня любишь?
Вика кивнула.
— А теперь спроси меня?..
Вика спросила.
Потом пили, ели, смеялись и грустили, а Вика все спрашивала:
— Почему так долго исполняются сроки?
— Потому что мы торопимся, — отвечал Дунаев.
Подарок клевал крупу. Аркадий Максимович ревновал, когда Атлантида лезла к Нюре на колени. Все было как надо.
Потом пробила полночь.
Выходило так, что Атлантида была.
И он увидел движение бесчисленных племен и клокотание народов. И увидел пыль, поднимавшуюся до красного неба. И раздавался неслышимый рев. Это Время ревело в беззвучные трубы…
И так ли уж никаких следов в цивилизации и языке не оставила Атлантида?
И Сапожников вспомнил бесчисленные 'ант', звучащие и повторяющиеся в разных языках… Антей, Антон и само слово 'античность' и так и далее, и имя Атл-Ант, он поддерживал небо где-то возле Гибралтарского пролива. А на самом деле был астроном и глядел на небесный свод. И бесчисленные 'атл' он вспомнил в древних индейских языках, всякие Кетцалько-атл и другое, и вспомнил, что в древних индейских языках было слово 'атл' и слово 'ант', и одно из них означало 'море', а другое 'человек', человек моря — вот что означало 'атлант', люди моря, и вспомнил морские народы, о которых историки спорят — кто они такие. И известно только, что они шли с запада, и позади них стояла катастрофа, и они волнами накатывались на уже сложившийся Древний мир. И вспомнил слово 'Анты', народ Анты, предки славян. И вспомнил, что славяне называли себя внуками Велеса, бога Велеса… Велса'… Вспомнил сагу о Волсунгах, то есть о детях Волса или того же Велса, того же Уэльса, как теперь называют эту местность в Англии, острове Атлантического океана, и, значит, был Велс — общий отец. Понял, что если после потопа, когда лед стаял, земля Европы начала подниматься, то что-то рядом должно было опускаться, и это опустилось, долго опускалась земля Атлантиды, пока катастрофой не опустилась разом. Так же как в свое время она подымалась, когда Европа опустилась под тяжестью льда. Понял, что если огромная страна Антов, о которых мало кто что знает, была всего лишь в начале нашей эры, то это ничего не доказывает о славянах, потому что, по преданию, город Старая Русса был основан Словеном, потомком Иафета, за две тысячи лет до нашей эры, и все слова — Волосово, Волхов, Волхова, волхвы, волкулаки, великаны, Вольга, множество слов и географических названий Севера происходят от слова Велес, тянущегося из Атлантики. Понял, что до
