Данилов вышел из кабинета начальника областного УНКВД. Задумчиво постоял в приемной.
Дежурный адъютант посмотрел на полковника из Москвы. Полковник улыбнулся.
- Что-нибудь надо, товарищ полковник? - спросил с недоумением адъютант.
- Что? Ах да, - Данилов провел ладонью по лицу, - у тебя вода горячая есть?
- Так точно, в титане.
- Организуй, пусть принесут ко мне в кабинет. Побриться надо.
- Слушаюсь, - ничего не понимая, ответил адъютант, а про себя подумал, что полковник, видимо, немного не в себе. Видать, выпил втихую.
Данилов брился, насвистывая какой-то бойкий мотивчик. Черт его знает, когда он слышал эту песенку про дочь камергера. Видимо, в двадцать первом в Одессе, когда брали они остатки знаменитой банды Мишки Япончика. С самим Мишкой, некоронованным королем Молдаванки, было покончено еще в двадцатом, а дружки его очень мешали нормальной жизни. Вот тогда и полазил Данилов по одесским забегаловкам.
В дверь постучали. Данилов отложил бритву.
- Да! - крикнул он.
На пороге появился капитан Токмаков.
- У меня все готово.
- Молодец. Сейчас едем. Только вот лицо умою.
Через несколько минут свежий, подтянутый, чуть пахнущий одеколоном, Данилов вошел в комнату своей группы. Все спали, только Сергей Белов, загородив свет лампы газетой, писал бесконечное письмо Марине.
- Ей? - спросил Данилов, добро усмехнувшись.
- Так точно.
- Поднимай людей, Сережа. Едем.
- Куда?
- Крука ловить.
- Объявился? - обрадованно спросил Белов.
- Вроде.
ДАНИЛОВ
Все это время его не покидало ощущение странной приподнятости. Даже ночная дорога, по которой с трудом пробиралась машина, не могла испортить его настроения. Сначала они ехали по шоссе, вернее, по тому, что осталось от него. Война разбила полотно, и машины шли медленно, как слепые. Прорези маскировочных колпаков, надетых на фары, высвечивали совсем узкую полосу перед самым радиатором машины. Шофер, нещадно ругаясь, вел 'виллис' предельно осторожно. Но все равно они несколько раз проваливались в ямы, и Данилов больно стукнулся головой о металлический кронштейн брезентовой крыши.
Несколько часов их трясло и мотало, и наконец к рассвету они свернули на размытый проселок. Ревели двигатели, машины не ехали, а скользили по грязи. Дважды все вылезали и толкали 'виллисы'. Но все равно Данилов был доволен. Наконец-то появилась чуть заметная ниточка. Она приведет его к Круку.
В районный центр приехали к семи утра. Их уже ждали. Начальник райотдела, худощавый капитан с двумя рядами колодок на кителе, доложил Данилову обстановку.
- Хорошо, хорошо, - ответил Иван Александрович, - вы бы организовали нам умыться с дороги.
Капитан посмотрел на них, улыбнулся и гостеприимно распахнул дверь:
- Прошу. Умойтесь, закусите, чем бог послал.
Через полчаса они сидели за столом, на котором нестерпимо аппетитно дымилась вареная картошка и лежали куски жареной свинины. Пообедав, вместе с капитаном Токмаковым они посмотрели выборку всех вооруженных нападений за последние два месяца. Их было всего четыре.
- Вот эти два, - сказал начальник угрозыска района, - мы второго дня раскрыли. Тут, на хуторах, - он ткнул пальцем в карту, - дезертир притаился. Решил, видно, к дому податься, документы ему были нужны да деньги. Мы его на втором эпизоде и сняли. Нет, нет, товарищ полковник, - он посмотрел на Данилова, - я сам ездил, и из НКГБ ребята с ним в минской тюрьме говорили. Глухо. Он о банде ничего не знает.
- А ты сам-то о Круке слышал чего?
- Я? - начальник розыска усмехнулся. - Дай-ка папироску, Токмаков, спасибо. Я его, как вас, видел. Допрашивал он меня. Очень он душевно допрашивал.
- Ты что-то путаешь, - сказал Данилов, - Крук допрашивал! По нашим данным, он...
- Я путаю? - начальник угрозыска улыбнулся. - Вы зубки эти металлические видите, товарищ полковник? Так-то. Так мои собственные мне Крук в сорок третьем ручкой 'вальтера' выбил. Я тогда в партизанском отряде был, в разведке. Подорвали мост, а меня взрывной волной оглушило. Они меня и взяли тепленького. Узнал он меня. Я ведь его в тридцать шестом задерживал.
- А потом?
- Потом история длинная. Оглушили они меня, в камеру бросили. Утром собирались в фельджандармерию передать. А я ушел.
- Как ушел? - удивился Токмаков.
- Ночью из отхожего места. Да неинтересно это все. Я вот что скажу... - он не успел закончить. Дверь распахнулась, влетел дежурный.
- На селекционную станцию налет!
- В машину! - скомандовал Данилов. - Быстро. Ты, Токмаков, останешься здесь искать велосипед. Остальные в машину. Сколько километров до станции?
- Шесть. - Начальник розыска достал из шкафа автомат. - Людей брать?
- Не надо, хватит моих. Пусть лучше Токмакову помогут.
- Кто звонил?
- Да голос странный, вроде детский, - ответил дежурный, - он только успел сказать: банда, потом выстрел, и связь оборвалась.
Не доезжая километров двух, увидели дым. Горела станция.
- Давай, - крикнул Данилов шоферу, - слышишь!
Шофер буркнул что-то и выжал педаль газа. Стрелка спидометра медленно уходила за цифру сто.
Во дворе станции горел сарай.
- Зерно подожгли, сволочи, - выругался начальник розыска. Он прислушался и вдруг бросился к сараю.
- Стой! - крикнул Данилов. - Сгоришь!
- Там люди!
Сквозь треск и гул пламени из сарая доносились стоны.
Оперативники ломами разбили дверь и вытащили шестерых полузадохнувшихся связанных работников станции.
Пока спасали остатки зерна и оказывали помощь людям, Данилов узнал, что часа два назад приезжал на велосипеде новый почтальон, привозил газеты, потом приехали шестеро на бричке, нагрузили зерно на бричку и две телеги, стоявшие в сарае на станции, людей связали, заперли в сарай и подожгли с остатками зерна.
Звонила дочка агронома, она спряталась в директорском кабинете. Бандиты о звонке ничего не знали и девочку не нашли.
- Где она? - спросил Данилов.
- Вон у крыльца, - ответили ему.
На крыльце стояла девочка лет тринадцати в выгоревшем на солнце ситцевом платьице.
- Как тебя зовут? - спросил Данилов, присев на ступеньки крыльца.
- Зина...
Голос был тихий, казалось, что девочка не говорит, а выдыхает слова.
- Ты очень испугалась?
