– Никого? – услышала Лиз сомневающийся голос Роджера. – А как же сестра Бонавера? Мне казалось…
– Сестра Бонавера снова слегла, едва встав с больничной койки сегодня утром. Возможно, вам это еще неизвестно, ее осматривал доктор Херриот. Все та же денге. Однако, доктор, как же помочь вам? А вы не говорили с сестрой Урсулой? А с сестрой Доркас? А с любой из тех сестер, кто работает в других отделениях? Говорили? И ни одна из них не может поехать с вами?
– Ни одна. Я прочесал все отделения от начала до конца, и в любом из них все сестры нужны на своих постах. Моя последняя надежда заключалась в том, что, может быть, вы сможете выделить в мое распоряжение сестру Бонаверу.
– Я бы смогла, будь она со мной. Однако подождите, доктор, не может быть, чтобы вы не смогли бы сработать дело, довольствуясь не медсестрой, а кем-то из санитаров, а?
– Не смог бы сработать дело. – Лиз услышала, как рассмеялся доктор Роджер. – Полно, сестра, – продолжил он, – вы заставляете меня подражать вашему ирландскому диалекту. То есть я хочу сказать, что вообще мог бы избавить себя от необходимости брать с собой кого-то, если бы речь шла о санитарах- мужчинах. Но вам ведь известно, что нам приходится считаться со стеснительностью туарегов и условием, по которому врач должен осматривать женщин их племени только в присутствии медицинских работников женского пола?
– Конечно, известно. Нет сомнения, вам необходимо взять в поездку кого-то из женщин. Но я говорила о санитарах только потому, что могла бы обойтись без помощи молоденькой девушки-англичанки.
– Девушки-англичанки? А-а, вы имеете в виду мисс Шепард? Нет, я не могу взять ее, – резко и решительно произнес Йейт.
– Вы не можете взять ее у меня? Или не хотите брать ее вообще?
– Я не хочу брать ее в поселение туарегов. Она не является медицинской сестрой. У нее нет необходимого опыта.
– Она прилежная, ловкая и внимательная. А за несколько последних недель разве она не накопила уйму практического опыта? Так вы возьмете ее?
– Нет.
– Вы же сами понимаете, что, кроме нее, вам не с кем ехать, доктор.
– Да, но… – Наступила пауза, за которой последовал вопрос: – Она сейчас работает вместе с вами, а вы-то сможете обойтись без нее?
– Да, работает, да, смогу. Все малыши спят, и сейчас она готовит чай для нас двоих.
– Ну что же, ладно. Объясните ей, что мне требуется от нее, и направьте на больничный двор, чтобы она встречала меня там. Я позвоню ее отцу и скажу, что позже я доставлю ее домой живой и невредимой. Если меня в машине не будет, велите ей сесть в нее и ждать, пока я не подойду. И еще, сестра…
– Да?
– Позаботьтесь, чтобы она четко представляла, что от нее требуется, ладно? Скажите, что нас ждет работа, а не прогулка по пустыне с увеселительной целью, хорошо?
– Доктор, в этом нет никакой необходимости! Она доброе, благовоспитанное и скромное дитя.
– В этом я не сомневаюсь, – сухо сказал он. – Но поскольку в течение нескольких часов мне придется быть с нею наедине, возможно, ей потребуются заверения, что я тоже добрый, благовоспитанный и скромный.
– Мне бы не хотелось, доктор, чтобы в ее юную голову приходили какие-то фантазии!
– Хорошо, сестра. Скажите так, как сочтете нужным. Но у меня есть собственные основания желать, чтобы она знала, что это сугубо деловая поездка. Так что все равно скажите ей.
Хотя тактичная сестра Олавия изложила все сказанное Йейтом в более деликатной форме, все равно четверть часа спустя, когда они отправились в путь, Лиз все еще кипела от негодования.
Заводя машину, Роджер спросил ее:
– Вас проинформировали о нашем задании?
– Да. Лихорадка денге поразила поселение туарегов, в которое мы приезжали на праздник ахал. Вам поручили немедленно выехать туда, и вы взяли меня с собой, потому что незанятой и квалифицированной медицинской сестры для вас не нашлось.
– Верно, но не совсем. Да, это племя Тин Акелу, но они кочуют по другому маршруту. Это означает, что я не по той, а по другой дороге должен буду доехать до французского поста и там определить направление, по которому ехать дальше. Я даже не знаю, есть ли там дорога, пригодная для автомобиля.
– А как вы получили это известие? Что, кто-то из этого племени приехал в Тасгалу?
– Нет. Он доехал только до французского поста – там есть радиосвязь с Тасгалой, и gardien[7] передал сообщение. Похоже, что вспышка денге серьезно поразила племя, и мне придется осмотреть их всех. После этого на обратном пути я передам сведения о количестве больных, которых завтра нужно будет положить в больницу.
– А что я должна буду делать?
– Главным образом быть моим сопровождающим, когда я буду осматривать женское население племени. Вы умеете ставить градусники?
– Да.
– Что ж, неплохо. Вы сможете мне пригодиться. На какое-то время наступила тишина. Потом Роджер спросил:
– А сколько времени вы уже работаете у нас?
– Пять месяцев. Нет, почти шесть.
– Можно сказать, стали почти что ветераном пустыни. Что ж, tempora mutantur…[8]
– Полгода назад кто мог бы предугадать, что вам окажется по плечу работа, подобная этой.
– Вы мне льстите. Но я и правда получаю удовольствие от каждой минуты своей работы. – Сказав это, Лиз замолчала. А потом, говоря себе, что это он, а не она завела разговор на личные темы, добавила: – Вы были невысокого мнения обо мне, не правда ли, в тот день, когда мы летели сюда на самолете?
Было видно, что он задумался над вопросом.
– Что, у вас сложилось такое впечатление?
– Да. И вы думали, что я испорченная девчонка, что у меня нет чувства благодарности к отцу и что я веду себя вызывающе.
– Но вы же не скажете, что я поверил в те качества, которых вы не проявляли? Я думал, мы обсуждали тогдашнее положение Эндрю, и в вопросе о том, что можно сделать для него, вы поняли меня буквально с полуслова.
– Однако обозвали меня зловредной маленькой негодницей, и это в тот момент, когда мысль о том, что это вы подали мне такую идею, была просто невыносима для меня. Кажется, вы совершенно не понимали, что я винила саму себя за то, что сама не додумалась до этого.
– Прошу меня простить. Я беру назад свои слова об испорченной девчонке. Теперь они к вам больше не подходят и, возможно, вообще никогда не подходили. – Роджер повернул голову и посмотрел на нее. – Вы повзрослели за эти шесть месяцев, Лиз.
– Вы так считаете?
– Я бы сказал, что вы изменились почти до неузнаваемости. Например, какое большое дело вы сделали, окружив Эндрю заботой и вниманием, вы справляетесь с обязанностями санитарки в больнице, как я и надеялся, хотя и не мог быть уверенным, что вы на это способны.
Лиз вела проигрышную борьбу с радостным чувством, поднимавшимся в ней в результате его похвалы.
– Значит, вы думаете, что взрослым можно назвать лишь того, кто умеет должным образом противостоять возникающим трудностям? – спросила она.
– Нет, все гораздо сложнее. Но я всегда считал, что, когда вы перестали делать что-то из соображений показной храбрости и мобилизовали имеющуюся у вас твердость духа, это оказалось внешним признаком глубинных процессов, происходящих в вас.
– Но я решила остаться в Тасгале только из соображений бравады! Да хоть убейте меня, осталась только потому, что на самом деле я считала, что вы не верили в то, что я останусь.
