— Нет, — строго сказал Дружиловский. — Сначала поговорим о деле. Пусть «прокисшие» решают судьбу России с затуманенными мозгами...
Он заказал бутылку сухого вина и бисквит. Губенко смирился.
— Вы, подпоручик, не тяните, давайте сразу о деле, — попросил он.
Выслушав предложение Дружиловского, Губенко нисколько не удивился, запустил пятерню в свою спутанную черную шевелюру и долго молчал.
— Убью с одного выстрела, — произнес он наконец.
— Другого ответа я и не ждал, — сказал Дружиловский.
— Но погодите... — Губенко поднял голову. — Десять тысяч долларов. Именно долларов. Только долларов. Десять тысяч, — повторил он и спросил: — Ну, что скажете?
Дружиловский не знал, что ответить. О долларах в условиях не было и речи.
— А если не доллары? — осторожно спросил он.
— Все остальные деньги дерьмо, — отрезал Губенко. — Только доллары!
На этом переговоры были прерваны, и они условились прийти сюда завтра, в это же время.
Утром Дружиловский на конспиративной квартире встретился с майором Братковским. Когда он сказал об условии Губенко, майор наклонился над столом, точно хотел поближе рассмотреть своего агента.
— Вы сошли с ума, — произнес он тихо. — Да за такую сумму... можно разнести в щепы весь Московский Кремль. Как вы могли с этим бредом прийти ко мне? Вам надо было плюнуть этому ротмистру в его бесстыжие глаза. Или он решил, что имеет дело с идиотом?
Дружиловский покорно проглотил оскорбление и спросил:
— Больше встречаться с ним не надо?
— У вас лишние десять тысяч долларов?
— Но, может, он, услышав категорическое «нет», изменит условия?
— Вам хочется лишний раз посидеть в ресторане?
Дружиловский обиженно промолчал.
— Столько времени потратили, а задание сорвано, — тихо и печально сказал Братковский. — Ладно, поговорите с ним сегодня, но ваше реноме может спасти только чудо. Предложите ему пятьдесят тысяч польских марок.
Чуда не произошло. Услышав встречное предложение, Губенко взял со стола рюмку с водкой, опрокинул ее в рот и молча ушел.
На оперативном совещании майор Братковский жестоко высмеял Дружиловского, несколько раз назвал его идиотом и в заключение зачитал характеристику, которую дала ему Ланская: она называла его опасно самовлюбленным типом с примитивным мышлением.
Он не защищался.
Ему больше не давали заданий и сказали, что скоро отправят обратно в Ревель. Дружиловский обрадовался — все, что угодно, только не оставаться здесь, с этой каменнолицей сволочью Братковским. Он боялся его и ненавидел.
Приходилось иметь дело еще и с поручиком Клецом, помощником польского военного атташе, который, кроме того, ведал финансами. Каждый раз, выдавая деньги, Клец находил нужным предупредить, что Дружиловский получает их на дело, только на дело... И, наконец, над Клецом и Братковским был еще военный атташе полковник Матушевский. Этот широколицый, совсем непохожий на поляка человек казался веселым, но не дай бог вызвать его недовольство. На совещании по поводу неудачи с вербовкой ротмистра Губенко он сказал:
— Ждать от вас хорошей работы так же безнадежно, как пытаться научить таракана разговаривать.
Стоило Дружиловскому подумать о своих начальниках, как у него пропадал романтический интерес к его новой работе, и его прежняя жизнь в тихом Ревеле, рядом с Юлой, казалась ему потерянным раем.
В довершение всего с ним случилась беда, в которой он никого, кроме себя, винить не мог. Еще до последней истории с Губенко он растратил часть денег, выданных ему на обеспечение оперативной деятельности. На личные нужды давали очень мало, а его то в ресторан занесет, то дернет нелегкая в салоне Ланской сесть к карточному столу, причем и тут ему дико не везло...
Был момент, когда Дружиловский хотел скрыться, бежать куда глаза глядят. Но, поняв, что бежать некуда, срочно состряпал финансовый отчет о расходах якобы на оперативные нужды. Поручик Клец принял у него отчет, бегло просмотрел и ничего не сказал...
Вечером его вызвали из гостиницы на конспиративную квартиру. Его ждали майор Братковский, поручик Клец и полковник Матушевский.
— Вы же, оказывается, еще и примитивный вор, — тихо сказал Братковский.
— Каналья, пся крев! Сколько ты украл денег? — крикнул поручик Клец.
— Я верну... — начал он, но Братковский поднял руку.
— Замолчите, — негромко сказал он. — Вы арестованы.
В жизни, а тем более в истории ничего не происходит случайно. Это относится и к жизни Дружиловского, и к тому, казалось бы, невероятному факту, что он будет «делать» историю и от того, что он сделает, погибнут тысячи честных людей.
За всю историю антикоммунизма среди его наемных деятелей вы не найдете ни одной Личности. Это было бы удивительно, если бы не было закономерно. Даже когда какой-нибудь известный писатель, политик или философ вдруг отдавал себя в распоряжение антикоммунизма, на этом и кончалась его слава... Примеров сколько угодно. Именно так случилось, скажем, с поэтессой Зинаидой Гиппиус. Уехав из СССР на Запад, она написала такие стихи:
