такие же отметины, возможно, они также кучно примыкали одна к другой, но это, в общем-то, значения не имело. Не важно, как удачно тренировался киллер, главное, что он не промазал, когда стрелял в Горуханова.
Торопов стал искать второе обстрелянное дерево. Но найти его не смог. Ему помешал скрип засова, на который была закрыта дверь склада. И еще зазвенела цепь – это из будки выбежала собака, судя по всему, навстречу хозяину. Чужого бы она облаяла, а к этому человеку ластилась. Павел даже представил, как женщина гладит ее по шерстке, а она радостно виляет хвостом. Наверное, она что-то говорила псу, но если так, то слова глушило расстояние.
А на ум пришла именно женщина, а точнее, кладовщица, с которой спал Косынцев.
Павел осторожно приблизился к зданию, шагнул вправо, чтобы обойти его с одной стороны, но, вспомнив про собаку, спохватился. Нужно изменить направление и подойти к входной двери со стороны, откуда дул ветер, чтобы пес не учуял его запах. Но пока Торопов совершал маневр, дверь на склад уже закрылась, и ни одной живой души снаружи он не обнаружил. Тогда он вспомнил о ящиках, которые Дудник подставлял под окно склада с тыльной его стороны, и, стараясь не встревожить собаку, Павел повернул назад.
Ящики он нашел в траве в нескольких метрах от бетонной отмостки, окружавшей здание по периметру. Мокрые, скользкие и ненадежные, но ничего другого под рукой не было. Сложив ящики этажеркой, Торопов сначала зацепился пальцами за прутья решетки, а затем осторожно, стараясь не шуметь, забрался на них.
В окнах горел свет, была освещена комната, заставленная дощатыми стеллажами, и баулы с бельем, матрацы, подушки, больничные халаты, смирительные рубашки, алюминиевые баки, оцинкованные кастрюли, газовый баллон, стоящий возле двери. И еще внимание Павла привлекли двое, мужчина и женщина. Он сидел на диване, раскинув руки на спинке, она же находилась у стола, перед электрической плиткой, ставила на нее чайник. Погода на улице не подарок, холодно и мокро, так что горячий чаек сейчас в самый раз. Лишь бы только без галлюциногенной и психотропной отравы…
Женщину Павел узнал. Это была та самая кладовщица, которую он видел в объятиях Косынцева, но мужчину видел впервые. Внешне он ничем не напоминал Илью Макаровича, да и по возрасту был гораздо моложе. Лет тридцать пять ему, широкое и мощное основание черепа, жесткие курчавые волосы, заостренный лоб, массивные надбровья, скальными глыбами нависающие над раскосыми, глубоко посаженными глазами, крупный нос, чем-то напоминающий свиной пятак, верхняя губа тонкая, как нить, а нижняя – крупная и оттопыренная, как у папуаса. Неприятная наружность. И улыбка такая же отталкивающая. Вернее, ухмылка, скабрезная, похотливая. Он смотрел на кладовщицу свысока, пренебрежительно. И если он сейчас хотел обладать ею, то в грубой и даже унизительной форме.
Мужчина что-то сказал кладовщице, и она, с грустным видом кивнув, подошла к нему. Сначала расстегнула ему брюки, затем оседлала его. Она собиралась задрать юбку, когда послышался подозрительный шум. Спрыгнув с ящиков, Павел увидел человека, стремительно вышагивающего на него из темноты. Удивительно, но это был именно тот самый санитар Сергеев, который когда-то прогнал отсюда и его, и Дудника, вернее, за шкирку отбуксировал с одного места на другое. Санитар либо охранял этот склад, либо ему поручили персональную опеку над опасным пациентом. Если последнее, то Павла он прозевал и сейчас готовился исправить свою оплошность.
– Тебе что, медом здесь намазано?! – взревел парень.
Санитар надвигался со скоростью и неотвратимостью матерого медведя, вставшего на задние лапы, чтобы подмять под себя жертву. Крупный экземпляр, мощный, уверенный в своей силе. Но именно самонадеянность и сыграла с ним злую шутку.
Сергеев протянул к Павлу руку, намереваясь, как в прошлый раз, безнаказанно схватить его за шкирку, но тот уже не хотел быть жертвой, поэтому, поднырнув под руку, кулаком нанес концентрированный удар в печень. Пресс у санитара был крепким, но удар у Торопова оказался мощнее. Задыхаясь от острой боли, парень сложился вдвое, с яростным хрипом опустился на колени, а затем рухнул на бок.
– Ничего, бывает и хуже, – оглядываясь по сторонам, тихо сказал Павел.
Он мог бы переступить через поверженного противника, чтобы закрепить свою победу, но делать этого не стал. Во- первых, не до ритуальных церемоний, а во-вторых, опасность еще не отступила. Шум за окном мог привлечь обитателей склада, а еще вслед за одним санитаром могли появиться и другие.
Так и оказалось. Сначала до его слуха донеслись мужские голоса со стороны больничного корпуса, а затем он услышал, как хлопнула дверь склада. Недолго думая, Торопов побежал к забору. Все решилось само собой. Путь обратно в палату заказан, так что выход остался только один – на волю.
Вдоль забора из железобетонных плит рос колючий кустарник, но Павла это препятствие не испугало. Его остановила высота ограды. Плиты плотно примыкали одна к другой, ни выступа, ни выбоины – нечем было зацепиться ногой, чтобы дотянуться до верхнего среза, заблокированного, кстати говоря, колючей проволокой. Но должна же быть какая-то лазейка, которую мог устроить для себя клоун-убийца. Возможно, им был тот самый мужчина, которого Павел видел сейчас на складе. Может, он живет там с согласия Эльвиры Тимофеевны, а чтобы не мозолить глаза не посвященным в их отношения людям, пользуется автономным выходом – слабым местом в заборе вокруг больницы. Если так, то это место должно быть где-то неподалеку от склада. И там, куда в свое время спрыгнул Павел, преследуя ряженого киллера, там, где подставил свой затылок под нокаутирующий удар…
И он не ошибся в своем предположении. Сначала Торопов увидел прореху в густом колючем кустарнике, затем приставленный к стене фанерный ящик метровой высоты, с которого можно было дотянуться до верхнего края. Чтобы не утруждать себя упражнением «выход силой», ногу можно было поставить в глубокую выбоину в стене над ящиком. И колючая проволока в этом месте срезана, как на заказ…
И все-таки через забор Торопов перевалил не без труда: сказывался курс психодислептической терапии, прописанный ему Эльвирой Тимофеевной. А ведь за ним гонятся; а значит, еще нужны силы, чтобы бежать дальше.
За ним действительно организовали погоню, но Павла спасли темнота и фора, которую он получил из-за нерасторопности преследователей. Не чуя под собой ног от усталости, Торопов свернул с тропки, скатился в какой-то овраг и затих под пышным кустом орешника. Он слышал возмущенные голоса пробежавших мимо людей, но это было все, чем смог побеспокоить его противник.
6
Павел не ошибся: клуб «Седьмая эра» находился на Фабричной улице, как и должно было быть. Только вывеска над входом была другая. Теперь это был боулинг-клуб «Летнее время». И охранник у входа совершенно незнакомый… Да и не охранник это, а просто высокий широкоплечий парень в темно-синем рабочем комбинезоне. Он стоял под козырьком на мраморном крыльце и торопливо курил, пряча сигарету в кулаке.
Время раннее, хотя уже и рассвело, людей на улице не видно, и даже на автозаправке, что неподалеку, ни одной машины. Только рабочий на входе в клуб, но и он уже, кажется, собирается уходить. Торопову пришлось ускорить шаг, чтобы не упустить его.
– Эй, приятель! На пару слов! – Он торопливо перебирал пальцами руки, протянутой к рабочему.
– Что такое?
Парень смотрел на него с удивлением и неприязнью. Увы, но Павел имел непрезентабельный вид. Волосы растрепаны, на щеке царапины от колючих веток, а одет только в темно-серый больничный халат с нашивкой психиатрической больницы и тапочек на босу ногу. Один только тапочек, и на одну только ногу, поскольку второй он потерял, когда уходил от погони.
– Здесь ночной клуб был, «Седьмая эра» назывался.
– Не было здесь никакой «Седьмой эры». «Летнее время» было, а «Седьмой эры» нет…
– Ты в этом уверен?
– Слушай, а ты кто такой? – спросил парень, запросто затушив сигарету о мозолистую подушку могучей ладони.
– Да я работал здесь, в охране. Максим Иванович у нас за начальника был, Напевин его фамилия…
– Не знаю такого.
– А сам ты что здесь делаешь?
– Ремонт здесь. В две смены работаем, а что?
– Все правильно, ремонт. Раньше здесь была «Седьмая эра», а теперь вот «Летнее время» с боулингом. Что вы там, дорожки устанавливаете?
– Переустанавливать будем. Были уже дорожки, но старые, их уже убрали, а мы новые поставим, понятно? Все, некогда мне, работать надо…
Рабочий повернулся к Павлу спиной, сделал шаг.
– Слышишь, парень, мне бы с начальником твоим поговорить.
– Сейчас, – не оборачиваясь, бросил тот и скрылся в дверях.
Но Павел не хотел оставаться на улице. Он должен был глянуть на клуб изнутри, узнать, что там за обстановка, та ли еще планировка помещений, или уже все переделано. И есть ли следы от старого боулингового оборудования. Но в сумерках просторного и пропахшего краской холла он столкнулся с низкорослым и очень крепким на вид мужчиной лет сорока. Тот тоже был в спецовке, но вид имел такой, будто этот клуб принадлежал ему наряду со множеством других заведений такого рода. А ведь он работал всего лишь бригадиром.
– Мужик, тебе чего? – напыщенно спросил он. И шагнул вперед, оттесняя Павла обратно к дверям.
– Да я работал здесь…
– Ты что, из психушки сбежал? – усмехнулся мужчина, ткнув пальцем в нашивку на халате.
– Э-э… Нет… Я нормальный.
– Вижу я, какой ты нормальный… Может, мне на «ноль три» позвонить? Или на «ноль два»?
– Не
