осечка. Окрепшее сознание вдруг пошатнулось, и в палату к Торопову пожаловала Эльвира Тимофеевна в том самом сексуальном костюме, который он когда-то для нее придумал.
– Не вижу радости в глазах, – сказала врач, глядя на Павла с хищной иронией падшей женщины.
– А если за тобой Маша придет? – расстроенно спросил он.
– И что?
– Ты же знаешь, что будет.
– Ты не бойся, она больше не будет на тебя кричать. И на меня тоже.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что я твой лечащий врач. И я знаю, что Маша больше нас не побеспокоит.
– Я в этом не уверен.
– А я уверена. И могу тебе это доказать.
– Будешь ждать всю ночь, когда она появится?
– Нет, я спровоцирую ситуацию. Но ты должен понимать, что прежде всего я врач… Ты это понимаешь? – поднимаясь со стула, шаловливо повела женщина бровью.
– Понимаю, – механически отозвался Торопов.
– А сейчас?
Она ловко сняла с себя халат, оставшись в белом атласном корсете, утягивающем живот и поддерживающем снизу более чем наполовину обнаженную грудь, и в чулках, над которыми виднелась только тонкая полоска волос. В столь деликатном наряде Эльвира Тимофеевна выглядела и свежо, и сексуально. Да и стояла она, расправив плечи, чтобы грудь излишне не тянуло вниз, и приподняв бедро, чтобы заметен был волнующий изгиб. Павел даже пожалел, что эту нестареющую красоту можно только видеть, а на ощупь вместо женщины – пустота.
– Ну, сейчас начнется, – ошеломленно кивнул он.
Сейчас появится Маша – и поднимется грандиозный шум. А не появиться она не может.
– Начнется, – кокетливо улыбнулась Архипова. – Но только между нами.
Эльвира Тимофеевна стремительно шагнула к Торопову и, взяв за плечи, спиной уложила на кровать. Он ощущал ее прикосновения, чувствовал ее силу… А она не унималась, заставляя краснеть. Женщина уселась на Павла верхом и принялась ритмично и активно двигаться вверх-вниз. А стонала она так, что Торопов не мог понять, то ли она празднует победу, то ли вымаливает у него пощаду.
– Ты меня убил, – закрывая глаза, обессиленно протянула она, с утихающей дрожью в теле скатываясь к нему под крыло.
– И что это было? – теряясь в сомнениях, спросил Павел, когда женщина затихла.
– Догадайся сам, – прошептала она.
– Я чувствовал тебя. Я очень глубоко чувствовал тебя. Значит, ты настоящая. Но ты сама говорила, что в эротических снах мужчина может ощущать женщину.
– Но ты же не проснулся, – тихо сказала Архипова, недовольная тем, что ей приходится вступать в разговор.
Ей бы сейчас лежать и нежиться в его объятиях.
– Нет.
– Значит, я настоящая…
– Но почему?
– Хотела проверить твою реакцию, – нехотя ответила врач.
– На что?
– На ночное видение… Маша оставила тебя в покое, значит, мой эксперимент увенчался успехом. Но все-таки ты не вполне здоров, потому что принял меня за ночное видение…
– Но ты сама виновата. Твой короткий халат, корсет…
– Значит, я тоже не в себе, – перебила Эльвира Тимофеевна.
– Ты хотела сбить меня с толку. И тебе это удалось. Но я все равно здоров. Если ты, конечно, настоящая…
– Ты все еще сомневаешься?
– Да, но мое психическое здоровье здесь ни при чем. Все дело в обычной логике. Ты врач, я твой пациент, и между нами вдруг такое… Так не должно быть.
Ситуация действительно противоречивая. Эльвира Тимофеевна сама приходит к нему, раздевается, ложится в постель. Такое, казалось, могло произойти только в эротических фантазиях, но она-то уверяет, что все случилось в реальности. Но честно говоря, Торопов не очень был удивлен тому, что Эльвира лежит с ним сейчас в обнимку, как любовница. Она смогла убедить его в том, что настоящая, но ведь он давно уже привык к тому, что грань между явью и вымыслом размыта, как суглинистая колея между ясным полем и темным лесом. И вряд ли он сильно удивится, если вдруг выяснится, что сейчас разговаривает с видением.
– А что делать Магомету, если гора не идет к нему? – спросила женщина с кокетством, замешанным на смущении. – Я действительно хотела проверить твою реакцию на свой необычный, так сказать, визит. Но это был скорее предлог, чем причина… Ты давно нравился мне, но пока ты был болен, я не могла позволить себе никаких вольностей. Но сейчас ты выздоровел…
– Ты так думаешь? – взбодрился Павел.
– Думаю. Хотя стопроцентной уверенности в этом нет. Я знаю, что поступила неправильно. Не должна была поступать так… – дрожащим от переживаний голосом сказала Архипова. – Не должна была, но поступила. Не удержалась. Я хочу, чтобы ты меня успокоил. Скажи, я тебе нравлюсь, ну, как женщина?
– Нравишься. Не зря же я придумал этот халат и чулки… Кстати, как ты догадалась, что именно такой наряд я и придумал?
– Ты говорил мне.
– Когда?
– Ты говорил мне о своих видениях. Когда? Уже не помню, но точно говорил. Скажи, что твоя мечта осуществилась! – чуть ли не потребовала Эльвира Тимофеевна.
– Сказал.
– И моя мечта осуществилась тоже. Только хорошего в этом, увы, мало.
– Почему?
– Потому что мы больше не увидимся. Тебя выпишут, и на этом все закончится.
– Разве меня завтра выпишут?
– Нет, завтра выпишут меня. В отпуск. Когда я вернусь, тебя уже не будет.
– А если я начну бредить тобой? Если я снова сойду с ума?
– Для этого ты должен влюбиться в меня.
– А разве это невозможно?
– Ты спрашиваешь это у меня? – приподнявшись на локте, внимательно и с надеждой спросила Эльвира Тимофеевна.
– Ты красивая. Ты умная.
– Да, но не молодая.
– Это не имеет значения. Тем более что я сам не первой молодости.
– Я же вижу, тебе не хватает уверенности. Тебе хорошо со мной, однако ты не мой. Но ты можешь стать моим. Только тебе нужно время.
– Вот я и спрашиваю, зачем тебе уходить в отпуск? Ты же можешь уйти позже, в сентябре.
– И в сентябре могу, и в октябре. Но я не могу ходить к тебе каждую ночь. Это сегодня нас никто не может подслушать, а завтра… Подожди, а если мы сделаем ход конем? Если я выпишу тебя прямо завтра? – с видом человека, которого озарила интересная мысль, вскинулась Эльвира Тимофеевна. – Выпишу тебя под свою ответственность. И под свой присмотр. Завтра мы отправимся на Балтику. У меня небольшой домик в области, мы можем там жить, пока не закончится мой отпуск. Не скажу, что там жарко, и вода в море не очень теплая, но, надеюсь, вместе мы сможем ее согреть.
– И сколько длится твой отпуск?
– Целый месяц.
– И этот месяц мы будем жить вдвоем?
– Да, только ты и я.
– В небольшом домике.
– Не коттедж, зато финский, там бревно почти сорок сантиметров толщиной. И все удобства.
– Финский домик со всеми удобствами?
– Да, только его подкрасить надо и лаком покрыть. Но там один этаж, это будет несложно.
– Всего лишь подкрасить?
– А тебе что-то не нравится?
– В том-то и дело, что нравится. И ты нравишься очень. И твоя идея с финским домиком потрясает воображение. Проблема только в этом самом воображении. Оно и без того так потрясено, что я уже ни во что не верю.
– Ну вот, теперь у меня отпали последние сомнения. Определенно, я должна забрать тебя с собой. Тебе нельзя оставаться в этих стенах, иначе ты снова сойдешь с ума. А на природе, в благодатной тишине, ты забудешь обо всем. И хорошо, если жить будешь только мной.
– Ну, если ты видишь в этом залог моего душевного здоровья, – шутливо сказал Павел.
– Да, ты прав, только я могу быть залогом твоего душевного здоровья. Только я могу справиться с твоей Машей. Но не будем об этом. Думаю, мне уже пора.
Эльвира Тимофеевна одевалась, а он неподвижным взглядом смотрел в потолок. Сейчас она уйдет, и появится Маша. Что бы ни говорила Архипова, Павел все-таки сомневался в том, что она была с ним наяву. Как в дырявом садке трудно удержать рыбу, так и его прохудившееся сознание не могло зафиксировать в себе действительность, которая так и норовила вырваться на свободу штормящего воображения.
5
Солнечный луч коснулся век и защекотал ресницы. Павел открыл глаза и увидел, что яркий утренний свет проникает в комнату сквозь щель в плотных шторах. Первым его побуждением было повернуться на живот, зарыться носом в подушку и спать. Но вдруг он понял, что находится в незнакомой комнате, и удивление, словно гигантская пружина, вытолкнуло его из кровати.
Он стремительно подошел к окну, резким движением срывая крючки с занавесок, расшторил его и увидел огромное синее море, справа и слева взятое в рамку из высоких, согнутых ветрами деревьев соснового бора. Внизу море подпирал пологий берег, усыпанный валунами, облагороженный газонной травой и неказистыми, слепленными на скорую руку альпийскими горками. Сверху над водной гладью неторопливо плыли пушистые облака, а вдали замыкала ее линия горизонта. Не такое уж оно и бескрайнее, это море, но зато какое красивое, и как искрится оно на солнце! Вода холодная, но Павла это не остановит.
Он помнил, как пробудился после последнего разговора с Дарьей. Засыпал в ее квартире, а проснулся в палате. Тогда он и не помнил, как переместился в больницу. Зато сейчас память была насыщена недавними событиями.
Эльвира пришла к нему в палату после завтрака в обычном халате, строгая и сосредоточенная. Тогда он и подумал, что ночь в объятиях с ней прошла в кулуарах пошатнувшегося сознания, но нет, со смущенной улыбкой, тихим голосом она сказала, что была с ним наяву. И тут же подтвердила, что выписывает его из больницы и забирает с собой. Павлу вернули его темно-серый костюм, в котором он когда-то поступил в больницу, туфли, и в этой одежде сразу
