А богатая растительность? Тут дело, видимо, в почве.
Обручев начал исследовать почву и не нашел в ней ни гравия, ни гальки, ни глины, смешанной с песком. Мелкозернистая однородная масса легко растиралась в порошок.
«Это лёсс! — обрадовался Владимир, вспомнив книгу Рихтгофена. — Плодородный лёсс! Поэтому и трава так хороша. Но откуда здесь лёсс, эта мельчайшая пыль?»
«Из песков, конечно! — уверенно ответил он себе. — Песчинки трутся друг о друга, рассыпаются в пыль, и ветер приносит ее в степь. Конечно, здешние ветры поднимают с земли и тучи песка, но пылинки, как более легкие, взлетают выше и уносятся дальше. Да, песчаная область — постоянный источник лёссообразования».
Они проехали подгорную полосу Копет-Дага и вышли к реке Теджен. После жаркого лета она превратилась в цепь мелких озер на самых глубоких местах русла. Путь воды сопровождался полосой тополей, тамариска и тростников, и живая зеленая кайма веселила глаз. Места эти понравились Владимиру. Часто путники встречали густые заросли тальника, попадались хлебные поля, бахчи, кибитки туркмен.
Однажды отряд решил заночевать возле двух очень чистых больших кибиток. Неподалеку раскинулась просторная бахча.
Устраиваясь на отдых, Владимир увидел, что казаки несут лошадям большие связки зеленого камыша.
— Хозяин продал? — спросил Обручев.
После неприятного столкновения с жителями Геок-Тепе он внимательно следил, чтобы казаки обходились без самоуправства и договаривались о конском корме мирно.
— Так точно. Просит коней привязать, чтобы бахчи не потоптали.
— Правильно. Уж вы последите за лошадьми, пожалуйста.
Владимир занялся своими записями и так в них углубился, что до его слуха не сразу дошло какое-то невнятное бормотание.
Перед ним стоял благообразный пожилой туркмен. Низко кланяясь, прикладывая ладонь то ко лбу, то к сердцу, он о чем-то просил. Владимир с трудом понял, что это хозяин кибиток и хочет, чтобы «русский ученый человек» посмотрел его больную дочь.
— Я не врач. Не доктор, понятно? Ничем помочь не смогу.
Но туркмен не уходил.
— Все равно человек ученый... Пропадет девка! Посмотри, может, что узнаешь... — твердил он и так умоляюще смотрел на Обручева, что тот неожиданно для самого себя согласился.
— Ну, пойдем, только я еще раз предупреждаю, что лечить не умею.
С легким замиранием сердца молодой геолог вошел в кибитку. Она была великолепна. Просторная, чистая. Потолок и стены затянуты пушистым белым войлоком. На полу превосходный текинский ковер. И всюду множество расписных сундуков и шкафчиков, вороха подушек, груды ярких одеял. Видно, хозяева небедные люди.
Туркмен подвел Владимира к низкому ложу, и Обручев был поражен. Перед ним лежала настоящая красавица, с нежным смуглым лицом, длинными тонкими бровями и густыми ресницами. По подушкам змеились темные косы. Одета девушка была в желтые и зеленые шелка, и наряд как нельзя лучше шел к ней. Но глаза больной были закрыты, и, сколько ни окликал ее отец, она не отвечала, вероятно, даже не слышала. Маленький рот был сведен судорогой страданья, лицо горело, девушка металась и стонала.
Робея, Обручев нащупал пульс. Сто двадцать! Сильный жар. Что же с ней? Лихорадка или что-то более страшное?
— Не кашляет? На горло не жаловалась? — спрашивал Владимир хозяина.
— Нет, нет... Ничего не болит... Только вперед холодно, потом жарко.
— Комаров тут много у вас?
— Что? А, комар! Много комар, много. Кругом стоит вода...
— Да, вода стоячая... Ну, попробую дать лекарство.
Обручев дал отцу больной хинин, научил, как завертывать порошки в папиросную бумагу и делать небольшие пилюли. Очень хотелось ему помочь девушке и утешить старика.
Когда путешественники уселись за свою скромную вечернюю трапезу, вдруг появился мальчик с блюдом великолепного плова. Он объяснил, что хозяин прислал ужин в благодарность лекарю.
— Э, ваше благородие, доктором заделались! По вашей милости первый раз за весь путь поужинаем по-человечески, — шутили довольные казаки.
Жирный душистый плов показался Владимиру царским угощением. К тому же вода для чая была совершенно чистая, без дурного запаха и солоноватого привкуса. Видно, хозяин оберегал свой колодец от ветра и скота.
На следующий день Владимир оставил одного из казаков с вещами и поехал с другим искать окончание дельты Теджена. Они добрались до начала пустыни, но дельта сильно разветвлялась и рукава ее уходили в глубь песков. Кое-где виднелась растительность, питаемая по веснам разливом. Зато там, где было много крысиных и сусличьих нор, трава исчезала, кусты сохли и песок, подчиняясь ветру, перемещался с места на место.
Владимир вернулся в лагерь только к вечеру и по лицу хозяина кибиток сразу понял, что его лекарство помогло.
Чуть не плача от радости, старик сказал, что девушка уже не мечется в жару, а сидит на подушках и просит есть, а раньше в рот ничего не брала. Ей лучше, гораздо лучше, и она велела отцу поблагодарить «русского ученого человека».
Владимир на радостях отдал туркмену почти весь свой запас хинина, подарил ему и охотничий трофей — зайца.
— А казак разве есть не хочет? — спросил хозяин.
— Нет, брат, бери себе. Мы ушанов не уважаем. Мы барашка любим, — посмеивались казаки.
— Будет барашек, будет! — пообещал старик.
К ужину он снова прислал русским плов и сочную дыню.
Владимиру очень не хотелось уезжать, не узнав, окончательно ли поправилась девушка, но нужно было двигаться дальше.
Снова красноватая глина такыров, бурая степь, порою кибитки, бахчи и пески, пески...
Они опять изменились, легли холмиками, покрытыми кое-где пучками селина, жесткой травой и даже небольшими деревцами песчаной акации и саксаула. Обручев назвал этот тип песков бугристым. Лошадям новые места давались трудно — снова приходилось то подниматься на холмы, то спускаться в котловины.
Владимир ненадолго заезжал в Мерв, чтобы получить в конторе железной дороги деньги и купить продовольствие. Потом отряд направился по реке Тед- жен к югу.
Проехав маленький глинобитный городок Серахс, путешественники увидели, что здесь Теджен превратился уже в настоящую реку с чистой проточной водой. По реке проходила персидская граница, но никакой охраны не было видно.
Постепенно холмы стали превращаться в горы, начали появляться и каменные выступы. Обручев с увлечением работал молотком, отбивая куски породы и отыскивая окаменелости.
Путешественникам предстояло повернуть на восток к реке Мургаб. На последней ночевке у Теджена Владимир не мог усидеть возле костра. Вечер был прекрасный, спать еще не хотелось. Он решил побродить по зарослям камыша. Может быть, удастся подстрелить фазана.
О фазанах он скоро перестал думать, уж очень хорошо было кругом, светло и тихо. Обручев особенно остро чувствовал всю прелесть жизни, природы, движения среди этой зачарованной тишины.
Какой-то след на высохшем иле привлек его внимание. Владимир нагнулся. Неужели тигр?
Он подозвал казаков, те всполошились.
— Тигр, тигр, ваше благородие! — твердили они. — Да здоровый! Матерый...
— Постойте. Ведь он бродил тут давно, когда ил еще не затвердел. Наверно, в самом начале лета.
— Оно так, да вдруг вернется? Все может быть. Надо большой костер разводить.
Казаки разожгли огромный костер, дежурили возле него по очереди. Просыпаясь, Владимир видел