обороной планеты.
– На Роуге базируется отдельный дивизион серв-машин. Они ведут позиционные бои с противником, – скупо осведомил адмирала полковник Замятин.
– Есть данные об активности Флота Колоний в секторе?
– Наша разведка не фиксировала появления кораблей колонистов. Я изучил отчеты за последние два года. На Роуг не поступало подкреплений, не проводилось поставок ресурсов – складывается впечатление, что гарнизон планеты переведен на полную самодостаточность и оставлен как заноза, которую мы не в состоянии выдернуть.
– Самодостаточность предполагает добычу ресурсов, организацию производств… – размышляя вслух, произнес Табанов. – Текущий ремонт техники, пополнение боекомплектов, восстановление разрушенных в ходе боев коммуникаций.
– Условия горной страны, богатой ископаемыми ресурсами, позволяют создать и поддерживать необходимые промышленные базы, – поддержал его предположение Замятин.
– Почему наши соединения столько лет топчутся на одном месте?
– Машинная логика, – скупо пояснил полковник. – При штурме расположенных в горах укреплений прогнозируемый процент потерь превышает все допустимые пределы. «Одиночки», как вы знаете, обладают собственным программным эквивалентом инстинкта самосохранения, они не воспринимают приказы, ведущие к пирровой победе.
– Усиление нашей группировки на Роуге способно изменить ситуацию в корне?
– Сомневаюсь. Анклав машин противника прочно закрепился на планете. Перебросить туда серьезное пополнение – крайне проблематично. Низкие орбиты Роуга под контролем батарей ПКО.
– Что сказал по этому поводу Фарагней?
– Он считает, что на планете нарушен режим консервации. Помимо автоматики, управляющей комплексами противокосмической обороны, там действуют полноценные искусственные интеллекты. Командование Флота Колоний, вероятно, не подозревает о спорадической расконсервации производств, созданных для нужд космической верфи.
– Или они попытались вернуться на Роуг, но обожглись, – предположил адмирал.
– Но в таком случае – это их проблема.
– Нет! – решительно ответил Табанов. – Все усилия последних лет могут пойти прахом. Люди не в состоянии договориться – это прогнозируемо, понятно и объяснимо. Но где гарантия, что машины не пойдут на контакт друг с другом? Мы ограничиваем в правах собственные искусственные интеллекты, но что помещает машинному разуму наших противников разработать и осуществить операцию по объединению искусственных рассудков? Поначалу это может происходить в рамках диверсии, попытки вторжения в нашу командную сеть, но если рассматривать ситуацию в перспективе, – саморазвивающаяся система «ИИ», предоставленная самой себе, способна натворить немало бед…
– Остается только один выход из ситуации. – Полковник Замятин правильно понял невысказанную мысль адмирала. – Мы должны завладеть планетой, проверить, справедливы ли опасения относительно саморазвивающейся, вышедшей из-под контроля системы «ИИ», и уничтожить ее, верно?
Денис Алексеевич мрачно кивнул:
– Для подобной операции потребуется минимум флот.
– У разведывательного управления есть информация, что Флот Колоний, после усовершенствования гиперпривода, способен совершить прыжок на координаты Солнечной системы и атаковать Землю. Использовать резервный флот в складывающейся ситуации крайне рискованно.
– Это уже мне решать, что рискованно, а что нет, – отрезал Табанов. – Роуг будем брать…
…
Запись оборвалась.
Андрей встал, нервно прошелся по длинному коридору лаборатории.
Только что полученная информация внезапно связала воедино цепь известных ему разрозненных фактов, пролив свет на одну из величайших загадок войны.
Он понял: если кто-то узнает о содержании микрочипа, ему не жить. Адмирал Воронцов, чью тайну скрывает планета Роуг, попросту уничтожит его. Военная и полицейская машины Форта Стеллар сделают все, чтобы никто даже не вспомнил, что человек по имени Андрей Кирсанов когда-то существовал на свете.
Что же мне делать? Молчать? Уничтожить микрочип? Жить дальше, зная, что угроза удвоилась, и встретить направленный с периферии удар, цепляясь за каждый проведенный в страхе и омерзительном ожидании неизбежности день?
Но доложить адмиралу – значит приговорить себя.
Замкнутый круг. Где же выход?
Он развернулся, пошел в обратном направлении, остановился у зоны отдыха, где на столике лежала стопка ежемесячных обозрений «Все Миры».
Один из журналов был открыт на странице со статьей Эреста Норг Логвила – известного журналиста, которого не смел трогать даже Воронцов, несмотря на острые вопросы, поднимаемые в его статьях.
Решение созрело мгновенно.
Наверное, оно было единственным, просто Андрей не контролировал в эти минуты работу подсознания, ищущего выход из положения, перебирающего все возможные варианты действий.
Он посмотрел на часы, затем перевел взгляд на кибстек.
Полночь.
Коммуникатором пользоваться нельзя. Что остается?
Канал защищенной связи, выделенный ему на случай непредвиденных обстоятельств.
Попытаюсь. Передам всего пару фраз. Надеюсь, он меня поймет. До утра никто не станет смотреть развертку данных шифрованных каналов.
Быстро отыскав номер Логвила, Андрей отправил короткое сообщение и тут же, ни о чем не сожалея, не прощаясь и не оглядываясь, вышел из лаборатории.
Любые иллюзии были стерты, вытравлены из рассудка еще в молодости, а чужие агонии, пропущенные через собственный разум, лишь усугубили некоторые черты характера Кирсанова.
Он не надеялся на чудо, твердо осознавая, в каком мире живет.
Подземные уровни Форта Стеллар напоминали город. В период войны миллионы людей жили и работали в бункерных зонах, расположенных под поверхностью безвоздушного спутника планеты Рори. Милитаризированная луна, сплошь покрытая техногенным панцирем космодромов, верфей, автоматизированных производств, защищенная десятками тысяч узлов противокосмической обороны, в свое время стала немеркнущим символом сопротивления. Десятки раз флот Земного Альянса пытался взять штурмом укрепления Форта, уничтожить главную базу Свободных Колоний в скоплении Центральных Миров, но, несмотря на чудовищные потери и разрушения, Стеллар оставался неприступен.
Война на века предопределила структуру поселений лишенной атмосферы луны. Восемнадцать уровней бункерных зон, тысячи километров тоннелей, шахты, заводы по переработке полезных ископаемых, автоматические производства, верфи для постройки и ремонта космических кораблей, миллионы людей, живущих под землей, – каждый уровень представлял собой город, соединенный с промышленными зонами. Тоннели оформлялись словно улицы, входы в отдельные бункеры украшались псевдофасадами зданий, под искусственным светом на пространстве огромных пещер располагались парковые зоны – бесперебойные поставщики кислорода в сложную систему очистки воздуха и, что не менее важно, места психологической разгрузки для жителей укрепленных подземных городов.
Понятие «время суток» здесь являлось относительным. В период войны все предприятия и учреждения работали в три смены, не останавливаясь, вынужденная экономия энергии сказывалась на освещении и температуре: детские воспоминания Андрея хранили серые и желтоватые тона вечных искусственных сумерек. В последние годы все изменилось, – одним из показательных достижений послевоенных лет стала смена дня и ночи, но Кирсанов с трудом привыкал к яркому освещению, его зрение, с детства адаптировавшееся к полумраку, плохо переносило «дневной» свет, поэтому он взял в привычку прогуливаться «ночью», когда освещение вновь становилось тусклым.
