против этого властного чувства, Ро-па-ге открыл глаза.
— Нужно увидеть Верна и узнать от него о Ме-те.
Это желание явилось неожиданно, после того как у него вспыхнуло новое могучее чувство к Ме- те.
Он отдал распоряжение и, откинувшись на спинку кресла, стал ждать.
Когда Верн остался один в кабинете, Ро-па-ге задал ему вопрос.
— Послушайте, Верн, — не позже как вчера вы присутствовали на докладе в Межпласо. Мы попали, наконец, в сферу притяжения нового солнца. То, что нам два года тому назад казалось почти мечтой, — сбылось. Мы сохранили жизнь, культуру и все ценности науки. Наше существование стало целесообразным. И вот вы выступаете против нас в то время, когда мы должны продолжать временно прерванное строительство жизни…
— Я отвечу на ваш вопрос, Ро-па-ге. Да, мы выступаем против вас. И мы победим!
Разве вы забыли, что общество может стать паразитом. Самым обыкновенным паразитом, у которого отмирают многие ранее существовавшие органы. Они не нужны ему теперь, так как он живет за счет другого существования. Таким паразитом сделалось ваше Общество. Оно всего достигло — высшей меры благополучия, — и вот началось тогда отмирание в этом организме ненужных органов. Многие из ценных человеческих функций исчезли у нас безвозвратно. Их не возобновить. Вы забыли, что единственный способ спасти нас самих, это — слияние с молодым и еще полным жизненных сил новым племенем. Вы этим пренебрегли… Вы превратили это племя в рабов и бросили в шахты.
— Прекрасно, Верн, но если мы дадим сейчас власть этим рабочим, чего мы достигнем? Ничего. Через известный промежуток времени они придут к тому же, что делаем и мы. Неужели вы думаете, что и на них не лежит груз знаний и опыта жизни? Неужели вы думаете, что, войдя в новый, только что рождающийся мир они забудут прежнее, смогут сбросить со своих плеч груз тысячелетий, смогут переродить себя? Нет! Они будут применять в этом мире свой прежний опыт и, в конце концов, придут к тому же, к чему пришли и мы. Или вы полагаете, Верн, что они сделаны из другого вещества? Нет. Основы жизни однородны и неизменны. Стоит ли, чтобы прийти к тому же, только более длинным путем, поднимать всю эту историю?
Он замолчал.
Верн поднялся с кресла и прошелся по кабинету.
В большое овальное окно струился широкий поток слабого белого света. Небо, на котором уже не было созвездий, приняло серовато-голубой оттенок. Планета быстро приближалась к солнцу.
«Еще несколько недель, и все изменится подумал Верн: — планета оживет. Яркие лучи растопят слой льда. Образуются моря и реки. Будут дуть влажные ветры, и итти теплые дожди. Начнется новая жизнь. Увижу ли я ее?»
Ро-па-ге первым нарушил молчание.
— Скажите, Верн, где сейчас Ме-та?
— В полной безопасности. Большего я сказать вам, конечно, не могу.
— Хорошо. Ответьте еще на один вопрос.
— Но он будет последним. Мы все равно не убедим друг друга.
— Хорошо. Знаете ли вы, что вас обвинят в измене…
— Да.
И что вас ожидает…
— Смерть. Это тоже, вместе с культурой, вы сохранили для будущей жизни.
Мне кажется, что вы были не правы в своих огульных обвинениях нашего Общества.
Надеюсь, что этого вы отрицать не будете. Подумайте же о моих словах.
Ро-па-ге позвонил, и Верна увели.
Ро-па-ге остался один. Беспричинное раздражение овладело им. Он выше законов жизни и человеческих заблуждений. Он знает, к чему приводят законы жизни.
Бессмысленный круг повторений! Чепуха! Нет ничего, кроме благополучия и власти!
Этот героизм в жизни ровно ничего не стоит. Нет, он никогда не пойдет на уступки. Он не боится борьбы…
Он откинулся на спинку кресла и стал обдумывать меры подавления предполагаемого восстания.
Потом улыбка промелькнула на его плотно сжатых губах.
Multum novi sub sole!
8. Новый мир рождается
Все ярче и ярче разгоралось и голубело небо. Раскаленный бело-голубоватый диск солнца все время неподвижно сверкал в зените. Ослепительные снопы белых лучей струились в прорывы неожиданно образовавшихся облаков, и под их действием оживала планета.
Среди развалин рухнувших зданий мчались быстрые потоки от растаявших льдов. Все находилось, в бурном движении.
Громадные запасы влаги поднимались в виде испарений к небу и оттуда возвращались теплыми ливнями. Все низменности были покрыты водой и казались морями.
С необычайной быстротой жизнь завоевывала свои права, разрушая все вековые достижения человечества, точно стирая резинкой на бумаге слабые рисунки карандаша.
Весть о том, что планета находится в сфере солнечных лучей, облетела с быстротой молнии шахты.
Там началось смятение.
С невероятной быстротой планета мчалась параллельно солнцу, но, под действием его притяжения, постепенно сворачивала вправо, создавая себе орбиту.
Борьба двух сил — притяжения и инерции — разрушила часть нижних шахт, и рабочие в паническом ужасе стремились в верхние шахты.
Этим воспользовались комитеты восстания, во главе которых стоял Магир.
Был брошен лозунг: «На поверхность земли!»
В тот миг, когда все стихийно неслось к главному выходу из шахт, Магиру донесли, что кислородные заводы оставлены отрядами охраны Межпласо.
Отряды ушли из шахт и закрыли стальные ворота главного выхода.
Нужно было действовать немедленно и решительно.
Магир с частью рабочих комитета бросился к круглому озеру, за которым помещались кислородные заводы.
Около них было безлюдно. Электрические фонари были погашены, и всюду царил абсолютный мрак. Только над одним из заводов трепетал все увеличивающийся алый отблеск и кровавил неподвижное круглое озеро.
— Завод подожжен, Магир, — тихо сказала Арри, находившаяся все время с Магиром.
— Нужно немедленно погасить пожар! Если мы этого не сделаем, то пламя перебросится на остальные заводы, и мы задохнемся без воздуха…
Вокруг наступила жуткая тишина. Никто не решался принести себя в жертву.
— Нам нельзя медлить… — нарушил тишину Магир: — каждую минуту огонь может дойти до газовых цистерн, и тогда образовавшийся гремучий газ разрушит и заводы и шахты. Я иду…
— Нет, нет! — закричала Арри, — тебе нужно руководить восстанием. Я готова, давайте баллон с огнетушительным газом. Я иду.
— Ты, Арри… — побледневшими губами прошептал Магир.
— Разве я не обещала тебе не покидать тебя…
Глаза у Арри сверкали. На лице выступил яркий румянец.
— Прощай, Магир… Может быть…
Что-то сжало горло Магиру, и он не мог говорить.
