— Только не пытайтесь подтасовывать факты, Глава. Я хочу, чтобы этот человек научил Эллильсара всему, что знает сам. Просто следите за ним, пресекая возможные ошибки. И готовьтесь к тому, что когда- нибудь вам все-таки придется убрать этого… господина Моррела.
«Возможно, раньше, чем вы думаете, ваше мнение об этом человеке изменится… мой Король», — устало подумал Готарк Насу-Эльгад. Когда живешь на свете долго, поневоле начинаешь уставать от глупости окружающих.
Он покинул правителя и по лестнице направился вниз, во двор, к пристройке Гомбрегота.
Как выяснилось, гости уже позавтракали, и теперь господин Моррел переписывался на какие-то ученые темы с книгочеем, а Таллиб отправился к конюшням, чтобы проверить, хорошо ли устроены их кони.
— Прошу прощения, что прерываю ваш ученый диспут, господа, — произнес Готарк Насу-Эльгад, бросая мимолетный взгляд на пергамент со словами Моррела (нет, ничего крамольного, какие-то рассуждения о логике Толзона). — Вам, видимо, следует отправиться в отведенные для вас комнаты.
«Думаю, с этим справится Таллиб. Он сейчас должен вернуться. Если можно, просто объясните мне, где они находятся. Я же хотел бы начать занятия с принцем. Где он?» — Моррел подал ему бумажку.
— Принц? — переспросил Глава матери Очистительницы. — Наверное, завтракает.
— Вы ошибаетесь, — сухо сказал Эллильсар, появляясь в дверном проеме. — Я уже позавтракал и пришел сюда заниматься. Надеюсь, сударь, я вам не помешаю?
— Ну что вы, принц! — Готарк Насу-Эльгад покачал головой. — Разумеется, нет! Занимайтесь, на здоровье; а я, с вашего позволения, отправлюсь дальше, у меня ведь много дел. Вот только объясню господину Моррелу, как ему найти свои комнаты.
— Объясните и ступайте, — Эллильсар повелительным жестом отпустил Готарка Насу-Эльгада, и тот, переговорив с Моррелом, ушел прочь, к конюшням, с досадой размышляя о том, что мальчик на самом деле взрослеет — увы. Распятый Господь наш взвалил на согбенные плечи Главы матери Очистительницы слишком много тяжкой ноши — как бы не споткнуться. Н-да, очень бы не хотелось.
— С чего мы начнем занятия? — спросил принц, глядя прямо в глаза своему новому учителю. Тот взял перо, начертал на пергаменте: «Начнем мы с того, что я стану понемногу учить тебя языку жестов. Одновременно займемся уроками мечного боя, тем более, что для этого у тебя есть неплохой клинок. Если не возражаешь».
— Если я стану возражать, вы ведь не воспримете это всерьез? Так стоит ли в таком случае возражать?
«Почему нет? Если твои аргументы будут достаточно убедительны, я могу изменить план занятий».
— В том-то все и дело, — покачал головой Эллильсар. — У меня нету особых аргументов, просто хочется скорее взяться за меч, а язык жестов… Не знаю. Может быть потом?
Руки Моррела взлетели в воздух, изображая какой-то знак. Потом вернулись к перу: «Это означает „сейчас“. Запоминай, я не стану повторять дважды, но буду использовать впоследствии эти жесты вместо того, чтобы писать на пергаменте. Ты должен понимать, что я хочу сказать, это может быть важным, тем более — на уроках. Как я смогу объяснить тебе тонкости? — не изводить же пергамент в таких количествах!»
Принц согласно кивнул, потом, наморщив лоб, попытался воспроизвести жест Моррела. Тот покачал головой, показал еще раз. Со второй попытки у Эллильсара получилось значительно лучше.
Гомбрегот с улыбкой наблюдал за всем этим, подняв кверху тонкие выгоревшие брови:
— Ты всегда начинаешь все новое с подобным рвением. А потом — что происходит потом? Тебе становится скучно.
— Конечно, — пожал плечами принц. — Что интересного в логике или в философии? И в этих твоих дурацких законах физики?
Моррел снова что-то написал на пергаменте.
«Дурацких? А как ты намерен управлять королевством без знаний законов логики? Мальчик, ты не прав».
Эллильсар сглотнул. Не так уж часто ему доводилось слышать — да нет же, читать! — подобные высказывания в свой адрес. Было обидно, обидно до слез, но… «Я совершеннолетний. Я не заплачу. И потом, Моррел прав, а я… нет».
— Извини, — сказал он. — Я ошибался.
«Что же, пойдем, проверим, насколько тебя увлекут уроки мечного боя. Но учти: после тебе придется вернуться к Гомберготу и учить логику».
— Хорошо, я согласен.
Книгочей проводил их взглядом и смущенно покачал головой: надо же, мальчик на самом деле взрослеет! Просто колдовство какое-то!
Готарк Насу-Эльгад отыскал Таллиба на конюшне — тот беседовал о чем-то с конюхом, похлопывая по холке умиротворенно фыркающего жеребца. «Это, пожалуй, не совсем то место, которое подходит спутнику учителя принца, но…»
Глава Инквизитии сказал о цели своего визита, и смуглокожий, попрощавшись с конюхом и — «Нет, наверное, все-таки показалось» — приятельски кивнув жеребцу, направился вслед за Готарком к башне, в комнаты, отведенные для учителя и его спутника. Посланный и вернувшийся из пристройки Гомбрегота лакей нес за ними вещи вселяющихся господ.
Поднимаясь по башенной лестнице, Готарк Насу-Эльгад обратил внимание на женскую фигурку, застывшую у одного из окон. Заметив приближение Главы и Таллиба, фигурка развернулась и исчезла в ближайших дверях на этом лестничном пролете.
Глава матери Очистительницы на секунду остановился у окна, привлекшего вниманиее незнакомки, и выглянул наружу. Во дворе, медленно взмахивая мечами, тренировались Эллильсар и обнаженный до пояса господин Моррел. «Конечно, это мог быть кто угодно, но боюсь, Распятому Господу нашему угодно, чтобы это была именно госпожа Кэ-Фниру. С чего бы такой интерес к мечному искусству? Или это интерес отнюдь не к искусству — скорее, к искуснику?… искусителю? — да, это самое подходящее выражение. Господи, прости меня за словоблудие!»
Таллиб тоже отметил странное поведение неизвестной женщины — хотя, если призадуматься, не такое уж странное! — и на всякий случай запомнил ту дверь, в которой скрылась незнакомка. «Кажется, наше появление вызвало значительно большее количество событий, нежели этого хотелось бы господину. Придется их устранять потихоньку. Жаль, очень жаль, некоторые из… событий хм… довольно красивы».
Они продолжали свой путь наверх.
Жара не отпускала Зенхард. Перед нею были одинаково равны крестьяне и лорды. Вот только если высокие господа, отдуваясь, собирались в дорогу, назад к своим поместьям и замкам, то смерды занимались хозяйством. Ведра и бадейки с теплой водой переправлялись на огороды, чтобы хоть ненадолго задержать жизнь в высыхающих стеблях.
Сушь. Страшное слово. Для некоторых — смертельное.
Бнил все-таки сбежал.
Первым это обнаружил Юзен. Парень пошел к соседу, чтобы одолжить сушеных листьев кровостоя: Шанна поранилась и поэтому не могла работать. Конечно, они с отцом и сами перебедовали бы эти дни, перебедовали бы, если б не сушь. А так, без помощи матери не обойтись — вот и побежал.
Постучал, вошел — но никого уже не застал.
Внутри все выглядело так, словно хозяева отлучились на минутку. Но нет, исчезло то, без чего каждый дом — не дом, а полдома, — исчезли образа из Божьего угла. Юзен насторожился. Теперь, присмотревшись как следует, он видел, что пропало еще несколько вещей, среди них — маленькая шкатулочка, доставшая Бниловой жене от бабушки и деревянный коник — любимая игрушка Стэника, без которой тот и шагу не ступил бы. Ну и, натурально, предметы более важные в хозяйстве, но не такие запоминающиеся. Вон и топора нет.
