Не грусти — всё пройдет!
Проза, стих — всё пройдет!
Жар любви и покой зрелых лет —
всё пройдет!
Вот уж жизнь на исходе и смерть у порога…
Но и смерть, без сомнения, тоже — пройдет!
К исходу дня К'Дунель готов был собственноручно задушить кабаргу — и не посмотрел бы ни на белизну ее, ни на то, что перед ним фистамьенн. Даже окажись тварь низошедшим зверобогом — задушил бы!
Ну, попытался бы задушить…
Что капитан, устал? Отвык сутки напролет седла не покидать, размяк, отдыхаючи, жирком заплыл?
Да, устал. Отвык.
И еще страшно.
После рассказа Элирсы о том,
«Безостановочно», — проронила Трасконн, когда они втроем выбрались за городские ворота. Позади осталась пенящаяся кровью ночь, горящие дома, рев безумной толпы… и еще кое-что. Мертвецы у ворот Переправы, в караульном помещении и рядом с ним. Точнее, разбросанные повсюду человеческие останки.
К'Дунель не стал спрашивать у Элирсы, что там произошло, он предпочитал оставаться в неведении.
Трасконн сама начала рассказывать, как только они отъехали от города подальше и алое зарево на горизонте почти исчезло во тьме.
«Безостановочно. — Слова падали, как булыжники в отравленный колодец. — Она целые сутки не давала мне слезть с лошади. — Элирса говорила об этом бесстрастно, глядя прямо перед собой пустым взглядом. — Я один раз попыталась остановиться. Она вернулась и просто скосила на меня свой безумный глаз, просто скосила и тихо-тихо зарычала. С тех пор я даже не думала о том, чтобы ослушаться».
Капитан взглянул на кабаргу, белым пятном маячившую впереди. Она не оглядывалась — словно не сомневалась, что люди следуют за ней. За спиной Жокруа, соревнуясь с кабаргой в бледности, покачивался в седле своей лошади Ясскен.
— С вами всё в порядке?
Трюньилец судорожно кивнул, обеими руками цепляясь за поводья и луку.
— Тогда не отставайте. — Жокруа нарочно заговорил с ним, чтобы не дать женщине закончить рассказ. Кажется, она поняла это — или же слишком устала, чтобы продолжать, и берегла силы.
К исходу дня К'Дунель понимал ее очень хорошо.
Всё это время они ехали вдоль Клудмино, но на тот берег так и не переправились. Вокруг тянулись унылые голые поля с тут и там проросшими скелетами страшил. На зиму шляпы и рванину с них снимали, оставляя лишь перекрестья палок, на которых с удовольствием рассаживались вороны. Птицы провожали странную процессию задумчивыми взорами, некоторые снимались с шестов и летели вслед за кабаргой и тремя всадниками, но в конце концов отставали.
Дорога то игриво наскакивала на берег Клудмино, то обиженно отползала прочь от него, но никогда не уклонялась далеко от реки. Они миновали несколько мостов и множество мельниц, и каждый раз К'Дунель ждал, что уж здесь-то их белая проводница свернет к переправе.
— Я думал, кабарга помогает нам догнать графиню, — не сдержался наконец Жокруа. — Или я ошибся?
Трасконн только дернула плечом, потом, мол, поймешь. Но вот уже вечереет, кони валятся с ног от усталости, река по-прежнему остается слева от дороги. Кабарга ведет их на север, а нужно бы — на запад!
Как животное само-то выдерживает многодневную скачку, а, капитан?
И с помощью какого чародейства Элирсе удалось преодолеть расстояние от замка К'Рапас до Сьемта? Он ведь помнит карту, там не на одни сутки езды, даже если на свежих сменных лошадях, а у Трасконн-то была одна-единственная, которую…
И в этот момент кабарга остановилась.
Из летописной книги Хайвуррской эрхастрии:
«В день Подводного Вылупления месяца Стрекозы 689 года от Первого Нисхождения махитис по имени Найдёныш надел ступениатский браслет».
Таких записей на этой странице много, и все одинаковые, только и разницы, что имена, «…махитис Драгаль надел ступениатский браслет», «…махитис Ахаз надел ступениатский браслет», «…махитис Флегорд…», «…махитесса…»
И никаких комментариев.
Оно и неудивительно: летописные книги доступны людям посторонним (хотя отнюдь не всякого постороннего к ним допустят!), а значит, излишние детали там ни к чему. Некоторые из них и так известны каждому чародею, другие же как раз
В трактате же «О неявных связях в мире» сказано:
«Следует бороться не с неожиданностью, но со своим естеством, воспринимающим неожиданность как опасность. Но и с опасностью нужно не столько бороться, сколько в первую очередь постигать ее природу. Волна порождает еще большую волну, и всякая борьба вызовет лишь большее противостояние.
Познай природу опасности, сроднись с этой природой — и тогда опасность перестанет угрожать тебе, ибо разве волна бьет такую же волну? — нет, но камень, но берег, но пловца!
Познай мир в себе и вовне себя, пойми, что ты — суть тот мир, а мир — суть ты, — и тогда увидишь связи между событиями и явлениями, которые раньше считал случайностями. Сделаешь это — и для тебя не будет более неожиданностей опасных, а будут лишь те, которым ты сам позволил быть для тебя неожиданностями, чтобы удивляться им и радоваться им.
Но прежде — познай то, что некие философы необдуманно именуют «грубой» или же еще «грязной плотью». Тело твое — вот начало твоего пути, твой инструмент, твоя первая ступень на лестнице, ведущей к Вечности».
Так написано в одной из первых глав трактата, слова которой махитисы обычно к концу обучения забывают. Точнее, настолько хорошо заучивают на память, что совершенно не обращают внимания на смысл этой главы.
А зря.
По возвращении в сэхлию Найдёныш обнаружил, что почти все его соученики уже здесь. Хотя они старались и не показывать этого, грядущие испытания волновали их. Никто не знал, что именно предстоит делать махитисам, когда они наденут ступениатские браслеты. Кое о чем догадывались, но догадки догадками, от них еще хуже: ждешь одного, а вдруг задание окажется совсем другим?
Общее смятение усилилось, когда их снова поселили на одном этаже с махитессами. Комнаты находились совсем рядом, друг напротив друга, и, конечно, не обошлось без перешептываний и усмешек…
Но длились они всего ничего: вечером следующего же дня после возвращения Найдёныша махитисов и махитесс собрали в Гостевом зале.
Почему именно в Гостевом? Это стало ясно, когда туда ввели девушек и юношей, одетых ярко, но не безвкусно. Все они были года на два-три старше будущих чародеев, которые, не понимая еще, что происходит, вполголоса обменивались предположениями на сей счет.
— Думаю, это как-то связано с будущими испытаниями, — заявил Ахаз. Этот невысокий паренек был родом с Южного берега Ллусима, однако приехал учиться сюда, поскольку так решил его отец. «Заявил, что семье вполне хватит двух купцов: его самого и моего брата, — а мне бы надо заняться чем-нибудь другим», — объяснял Ахаз, пожимая плечами. К концу второго года обучения неожиданно для самого себя Найдёныш сдружился с ним, хотя, конечно, даже тысяча Ахазов не заменила бы ему одного Птича.
