Генерал ходил по мрачным залам дворца и думал. Чья это душа? Чье изгнанье? Его? Сколько же их было этих изгнаний? Сорокового года, сорок шестого и последнее, шестьдесят девятого. Кто помнит об этом сейчас? Стены здания военного министерства на улице Сен-Доминик или зеркала нелюбимого Елисейского дворца? А он сам? Разбитая об острые скалы, старая заброшенная галера. Без кормчего, без гребцов. Никогда она уже не отправится в счастливое плавание на завоевание милой сердцу Франции.

Потом был Мадрид. Бывший президент встретился с Франко. Он с уважением относился к этому человеку и был рад беседе с ним. Два генерала говорили о колониальной политике, деколонизации, роли ООН в международных отношениях{598}. Де Голль побывал в музее Прадо, а затем отправился в Толедо, Кордову, Гранаду, Севилью. Передохнув неделю на южном берегу в горах под Марбельей, он вернулся в Коломбэ.

Лето в самом разгаре, но об отдыхе больше думать не приходится. Столько дел! Дня едва хватает, чтобы успеть выполнить намеченное. Писатели, ученые по-прежнему присылают де Голлю свои книги. Он находит время хотя бы просмотреть их, отвечает на письма. Приезжают внуки. Генералу так приятно пообщаться с мальчиками, которые уже выросли и вступают во взрослую жизнь. Он гуляет с ними по парку, а вечером все усаживаются в гостиной и бывший президент торжественно, почти ритуально, читает отрывки из своих воспоминаний.

Де Голль очень рад тому, что издательство «Плон» быстро выпустило оставшиеся три тома его «Речей и посланий». Третья книга — «Возрождение» увидела свет в июне, четвертая — «С усилием» — в июле и последняя — «В конце пути» — в начале сентября.

Генерал спешит. Готов первый набросок второго тома мемуаров. Он будет называться «Усилие». Но сил не так много. Работать быстро не удается. Де Голль подбадривает себя и вспоминает о великих людях, которые в более почтенном возрасте, чем он сейчас, создавали шедевры. Бывший президент отмечает в своем дневнике: «В 89 лет Софокл пишет 'Эдип в Колоне', в 80 Гёте пишет 'Фауст'. В 97 лет Тициан рисует 'Снятие с креста', а Верди в 85 создает свой грандиозный 'Те Деум'. Еще Моне, Кант, Вольтер, Шатобриан, Гюго, Толстой, Шоу, Мориак. Сколько восьмидесятилетних людей продолжали свое замечательное творчество!»{599}

Генерал размышлял, о чем писать дальше. Он ходил по дому и смотрел на подарки, которые получил от разных государственных деятелей. Так он вспоминал людей, и память сразу восстанавливала какие- нибудь эпизоды. Де Голлю за годы президентства надарили уйму всевозможных предметов. Но он взял в Коломбэ лишь то, что ему нравилось. Персидский ковер ручной работы от шаха Ирана, на котором был выткан портрет генерала. Сабли из Саудовской Аравии, Ирака, Сирии, Марокко. Большой серебряный самовар от Брежнева и Косыгина. Огромные бивни слона из Камеруна. Смешная, но такая милая трехметровая эфиопская вышивка. На ней в наивной форме изобразили де Голля с женой, приехавших в Аддис-Абебу. Генерал особенно любил резное изображение Богородицы, выполненное из дерева средневековым мастером, — подарок Аденауэра, а также большую бронзовую статую «Победа» Антуана Бурделя. Жена известного скульптора подарила ее де Голлю, и она была установлена в парке Буассери.

И опять в Коломбэ пришла осень, сначала, как обычно, красивая, мягкая и тихая. Октябрь ознаменовался для генерала важным событием. Вышел в свет первый том его «Мемуаров Надежды», охвативший 1958–1962 годы. Де Голлю привезли несколько десятков экземпляров. Он с удовольствием стал их подписывать.

А дни летели дальше. Наступил и самый печальный осенний месяц. Время, остановись! Господь, дай ему еще пожить, чтобы он успел завершить свой труд. Нет?!

9 ноября 1970 года. Генерал встал в восемь, в девять позавтракал, просмотрел утренние газеты и отправился на традиционную прогулку по своему парку. День был таким хмурым, промозглым. Накрапывал мелкий дождик. Его капельки маленькими струйками стекали по статуе «Победы». Ветер срывал с деревьев последние желтые листья. Де Голлю сами пришли в голову стихи Эмиля Верхарна:

О ces feuilles qui tombent… Et cette pluie a l'infini Et puis ce cri, ce cri Toujours le meme dans mon ame! Feuilles… Feuilles couleur de mes douleurs et de mes pleurs Comme il en tombe sur mon coeur… И fait novembre en mon ame. О эти листья, что спадают… О этот бесконечный дождь И этот вой средь голых рощ, Однообразно рвущий все в душе! Листья… Как рой моих скорбей все тяжелей, желтей, Так падают они в душе моей… Ноябрь в душе моей[58].

Все эти слова были так созвучны и погоде, и его настроению. На улице ему стало холодно и неуютно. Через пятнадцать минут он вернулся в дом. День прошел как обычно.

Бывший президент посетил мессу в деревенской церкви, потом писал, читал, отвечал на письма. В половине седьмого вечера он уселся за ломберный столик и в ожидании вечерних новостей по телевизору стал раскладывать пасьянс. Внезапно генерал пошатнулся на стуле и упал, успев сказать: «Какая боль в спине». Ивонна сразу подошла и начала спрашивать мужа: «Шарль, вы меня слышите?» Нет, он ее не слышал, разрыв аорты остановил биение сердца. Спешно вызвали врача и кюре. Они появились одновременно через полчаса, но хозяин Буассери уже покинул мир живых.

На следующий день его дома, облачив в военную форму бригадного генерала, положили в простой деревянный гроб. В руки ему жена вложила четки, освященные папой римским Павлом VI. Проститься с мужем Ивонна позволила только родным. Крышку гроба сразу закрыли. В это самое время президент республики Жорж Помпиду объявил по радио и телевидению: «Француженки, французы. Умер генерал де Голль. Франция овдовела».

12 ноября. Гроб с телом генерала установили на бронетранспортер, накрыли национальным знаменем, и машина медленно двинулась под траурный колокольный звон к церкви Коломбэ. По всей дороге молча стояли люди — министры, соратники, писатели, журналисты, простые французы. После отпевания двенадцать юношей деревни понесли гроб с телом де Голля в последний путь. Генерала похоронили, как он завещал, «без музыки и фанфар», только в кругу родных и близких. Он упокоился на деревенском кладбище Коломбэ, рядом со своей дочерью Анной.

В тот же день в столице Франции в соборе Парижской Богоматери главы 84 государств присутствовали на траурной мессе в память о де Голле. Вспоминая этот день, Ричард Никсон сказал, как во время церемонии он осознавал, что мир покинул последний исполин мировой политики. Потом президент добавил: «Де Голль не нуждается в памятнике, потому что он сам — монумент. А творение его рук — Франция»{600}.

Прошедшие годы только подтверждают эти слова. Сегодня весь мир знает, что «самый знаменитый из

Вы читаете Де Голль
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×