выключить. А что, работать вы не желаете, пользы от вас никакой, одни убытки. И скажите, зачем уголь на вас расходовать?
– А затем, что мы не лишены гражданских прав.
– Ух ты! Какой ты умный, Авдеев! Гражданские права у них... Да, в том-то и дело, что гражданские права у вас есть. А здоровья, вижу, нет... В санчасть вам надо, – глядя куда-то в сторону, решил Шепелев.
Друзья переглянулись. Неужели отрядный сошел с ума?
– Ну что, стоите? В санчасть, говорю, идите... Там вас уже ждут!
А может, какая-то неведомая сила перенесла штрафной изолятор в стены медицинской части? Или, может, Игнат сам сходит с ума от недоедания?..
Но нет, в здании медсанчасти находился лазарет, где друзей в самом деле уже ждали. Дежурный врач осмотрел их, недовольно покачал головой.
– Истощение организма у вас, молодые люди. Пока что я не могу сказать, к каким последствиям это приведет. Но ничего хорошего ждать не приходится. В общем, я вынужден буду положить вас на обследование. Может быть, хватит одного лишь усиленного питания, чтобы привести вас в норму. Может быть, придется назначить вам лечение. Но в любом случае недели три вам придется провести в лазарете. Надеюсь, у вас нет неотложных дел?
Врач отправил их в душ, шнырь из лазаретной обслуги выдал им чистые пижамы, тапочки, любезно проводил в палату на четыре койко-места. Белоснежный потолок, свежевыкрашенные стены, деревянный пол, натертый мастикой, умывальник, на окнах чистые шторы. И койки, застеленные чистым бельем. И это вместо камеры штрафного изолятора... Игнат недоумевал.
Три места в палате были свободны, а одно занимал крепкого сложения парень с наколкой тигра на правом плече. Этот знак выдавал в нем воровского гладиатора.
– Добро пожаловать до нашего шалашу! – любезно осклабился он. – Я – Бубен, а вы кто?
– Бурлак...
– Лева...
– Вилли...
– Да? – почесал макушку Бубен. – Ну, Бурлак, это звучит... А Лева... Ты, Лева, говорят, Космонавта сделал. Было дело, да?
– Ну было, – буркнул Лева.
– А Космонавта не так просто сделать. А ты сделал... Значит, не Лева ты, а Лев, да?.. А ты, Вилли, ваще крутой. За бабу свою с Лешего спросил. И Губаря в замес пустил не хило... Ты за бабу свою мазу потянул. Стало быть, мазый ты. Так и будем тебя звать, Мазый... Лев и Мазый! Теперь не хило звучит. А то Лева, Вилли, как-то не в масть!
– А кто ты такой, чтобы погоняла клеить? – нахмурился Игнат.
Ему не нравилось, что какой-то деловар навязывает им свое верховенство.
По идее, парень должен был принять вызов. Но он даже бровью не повел.
– А это не я такой, – хитро улыбнулся он. – Это сам Пятус дает погремухи твоим корешам, понял?
– Пятус?! – не сдержал удивления Игнат.
– Я не понял, а чему ты удивляешься? Ты сам подумай, с каких это рыжиков ты на больничку заехал? Или ты в чудеса веришь, а, братан?
– Так это Пятус? – дошло до него.
– А ты думал... Вы это, пацаны, давайте, располагайтесь. Счас цихнар запарим, совсем ничтяк будет...
Давно Игнат так не кейфовал. Чифирь, сигареты, постельная благодать. И на обед сытная пайка, которую принес им шнырь. Настоящий борщ с куском мяса, каша с маслом, кусок сала, наваристый компот, хлеба сколько угодно. Игнат наелся от пуза, лег на койку под одеяло. Его одолевал сон, и он вовсе не собирался с ним бороться.
А вечером Бубен снова завел базар о Пятусе.
– Это пахан вам так подмастил. Пацаны-то вы нормальные, наши пацаны. На «промку» забили, на киче вас ломали, не сломали. И дальше бы ломали, если бы не Пятус... Я вам так скажу, пацаны, это все Шавро воду мутит. Не хочет он вас в свою кентовку брать. Потому и гноит вас Шепель. Вы же отрицалы, да, но не в лимите. Это у Шавро есть лимит, у Губаря, у Лешего того же. За них мужики пашут, а они пузо на шконарях греют. Бугры без базара наряды на них закрывают. А на вас лимита нет, потому и ломают вас в киче... Сломать могут. А Пятус этого не хочет. Он не Шавро, чтобы такими пацанами, как вы, бросаться. Теперь у вас все на мази. Пятус вас на лимит ставит. С хозяином договорено, с вашим чабаном тоже. Короче, все на мази. Так что недели балдежа вам гарантировано. А там... А там посмотрим, как вы себя поведете.
Последние слова были сказаны с особой серьезностью. Игнат понял, что Пятус хочет узнать, насколько преданы ему «крутые парни». А чтобы это узнать, он должен устроить им проверку. Про грядущие испытания Бубен ничего не сказал. Но было ясно и так...
Готов ли был Игнат пойти за вором? Да. Пятус не дал ему с друзьями сгинуть под натиском Губана и его кентов. Он не позволил им сгнить в чахоточной камере ШИЗО. Наконец, он готов взять их под свою опеку.
Игнат, Лева и Вилли, как сыр в масле катались. Первые три дня они отлеживали бока, отъедались, набирались сил. Затем их потянуло на спорт. Игнат показывал друзьям приемы вольной борьбы, Лева учил их каратэ, Вилли ставил боксерские удары. Бубен намекнул, что Пятус может взять их в свою кентовку в качестве бойцов. Игната не очень устраивала перспектива служить кому-то, но, если законник сделает ему подобное предложение, он не откажется. Лева и Вилли несомненно пойдут за ним. Хотя им тоже хотелось бы сохранить свою независимость. Но как ее сохранить, если они уже зависимы от вора.
Штаб-квартира Пятуса находилась здесь же, на больничке. Это был его капитанский мостик, с которого он смотрел за колонией. Здесь он собирал смотрящих по отрядам, по «промке», давал им указания, требовал их выполнения.
Пятуса Игнат видел лишь изредка, и то издалека. Вор намеренно не шел с ним на контакт. Видимо, он давал понять, что Игнат для него мелкая пешка, чтобы снизойти до прямого разговора с ним. Да так оно и было. Игнат не имел никаких заслуг перед сообществом лагерных воров, и, по сути, был мелкой пешкой.
Бубен был посредником между Игнатом и вором. Он же рассказывал об остановке в лагере. А обстановка эта была неспокойной.
Не так давно в колонию заехал молодой вор в законе. Как говорится, двум медведям в одной берлоге не ужиться. Вор Ошкар стал упрекать Пятуса в том, что он мало заботится о заключенных. Кормежка, мол, стремная, норма выработки выше крыши, а пахан и в ус не дует.
Так оно вообще-то и было. Севрюгин в самом деле заставлял мужиков работать на износ. Скорее всего, он заключил со смотрящим негласный договор. Пятус обеспечивает порядок среди зэков, держит мужиков в узде, а лагерное начальство смотрит сквозь пальцы на воровской произвол. Именно поэтому одного только слова смотрящего хватило, чтобы Игната и его друзей избавили от ШИЗО и создали райские условия на больничке.
Ошкара такое положение вещей не устраивало. Он бил на то, что настоящему вору западло принимать поблажки от администрации. Настоящий вор должен быть с красноперыми на ножах. И если заключенных ущемляют в правах, то нужно поднимать зону на бунт. Типа, только так можно установить в колонии настоящий воровской порядок.
Молодой вор знал, что делал. Права заключенных его волновали мало. Смута ему была нужна для самоутверждения. Вор, сумевший поднять зону на бунт, заслуживал особого почтения. Если его затея выгорит, воровской сход сместит Пятуса с его законного места, а смотрящим колонии станет Ошкар.
Уже сейчас в стане лагерной элиты произошел раскол. На сторону смутьяна встал Шавро со своими бойцами, смотрящий по четвертому отряду. Остальные выжидали.
Вор Пятус оказался в затруднительном положении. С одной стороны, он не должен был мешать Ошкару, потому как тот боролся за торжество воровской идеи. Но и потакать ему он тоже не мог. Потому как Ошкар пытался свергнуть не администрации, а его, Пятуса, власть. О том, чтобы задавить Ошкара руками «хозяина», и речи быть не могло. Никому неохота быть объявленным сукой...
