— Хорошего понемножку, — опомнился Тарасов. — Мистер Сильверстайн, надеюсь, вы не изменили своего решения?
— О, нет, нет! — отверг всякие сомнения американец.
— Ваня, — негромко произнес Тарасов.
Тот также негромко обратился к экскурсоводу:
— Валя!
Краснопиджачник приблизился к постаменту, отделил от него облицовочную планку. Щелкнул выключателем и снял стеклянный колпак. Подошел Коломиец, осторожно поднял сову двумя руками и застыл, как капитан футбольной команды с кубком.
— И после этого здесь совсем не будет ничего? — с ужасным акцентом поинтересовался американец.
Коломиец улыбнулся, а краснопиджачник, как фокусник, неизвестно откуда извлек вторую сову и водрузил ее на постамент. Американец перевел взгляд с первой совы на вторую.
— Очень похожа, но… — Он лихо щелкнул пальцами. — Но не то! Да!
— Итак, — напомнил о сути дела Тарасов.
— Не итак, а так, — поправил его Сильверстайн и, положив кейс на колено, щелкнул замками. Внутри лежали два плотных, но небольших пакета. — Вам, господин Коломиец, — он протянул пакет директору музея. — Вам, господин Тарасов. Пакеты с трудом, но влезли в боковые карманы пиджаков. — Ваш ход, господа.
— Приз — достойному господину Сильверстайну, — ляпнул Коломиец и протянул сову американцу. Тот взял ее и, растерянно улыбнувшись, попросил:
— Пэкинг. Паковать.
— Сей момент! — услужливо пообещал краснопиджачник.
И тотчас распахнулись двери: плотник, получив увесистый удар по темечку, мягко сполз на пол. Первыми в зал ворвались Лепилов и человек с видеокамерой.
— Руки за головы! — ужасным голосом прокричал Лепилов. — И на пол! Лицом вниз!
Вся команда — Вешняков, Шевелев, Климов — с пистолетами в руках образовала вместе с Лепиловым устрашающее каре. Никольский стоял в дверях, а оператор снимал беспрерывно. Трое аккуратно легли на пол, а американец слегка подзадержался, осторожно ставя сову на пол. Поэтому его и успел узнать Никольский.
— Слышу — Сильверстайн, а вижу — Зильберштейн, — злорадно усмехнулся он. — Никак не уймешься, Гриша.
— Вы имеете дело с подданным Соединенных Штатов Америки, — не поднимая головы, с полу сообщил Сильверстайн-Зильберштейн. — Вас ждут большие, очень большие неприятности, господин Никольский.
— Не будь столь альтруистичным, Гриша, — посоветовал Сергей. — Заботься о себе, а я уж как- нибудь обойдусь без твоего участия.
Вдруг взвился Тарасов. Он вскочил на ноги, заорал визгливо:
— Негодяи! Бандиты, прикрывшиеся милицейскими удостоверениями! Ты пойдешь под суд со всеми своими подручными, Никольский!
Часть тирады он произносил уже в умелых руках Климова, который, кинувшись к оратору, схватил его за грудки, кинул на пол, навалился на него и прорычал:
— Наручники захотел? Будут тебе наручники, сука!
— И ты, мерзавец, ответишь за это! — завывающе пообещал Тарасов. Наручники щелкнули.
— Миша, понятых, акт о хищении и подмене, акт об изъятии, личный обыск каждого и, естественно, предварительный протокол, — приказал Никольский. — Управишься? Нога что-то заныла.
— Идите в машину, Сергей Васильевич. Без вас обойдемся, — не очень деликатно пожалел начальника Лепилов.
В сопровождении местного милиционера в двухсветный зал вошли пенсионер и пенсионерка. Пенсионер с испугу поздоровался со спиной Коломийца.
— Здравствуйте, Иван Степанович.
Никольский вышел на крыльцо, посмотрел на высокое солнышко и побрел в сквер. На этот раз устроился не на траве, а на скамейке, не теневую выбрал сторону, а солнечную и все равно задремал. Нешумный был город Осташков.
Разбудил майора Лепилов, осторожно коснувшись начальнического плеча. Никольский встряхнулся, скрывая некоторое смущение, бодро вопросил:
— Кончили, Миша?
— Кончили-то кончили… — вяло, явно чего-то недоговаривая, сообщил Лепилов.
— Огорчай, — понял эту недосказанность Никольский.
— У Коломийца сто тысяч, а Тарасов пустой. Может, Зильберштейн с ним заранее расплатился? — предположил Михаил.
Никольский тихо простонал, помотал головой и признался:
— Непруха сегодня у нас.
— И еще. Семь бед, один ответ, — добавил Лепилов. — У Тарасова мандат кандидата в депутаты. Следовательно, мы и обыскивали его незаконно.
— Наручники-то хоть сняли? — спросил Сергей без выражения.
— Да сняли, сняли… — пробурчал Лепилов. — Что делать? Выводить?
— Выводи, — кивнул Никольский.
— А Тарасова отпустить? — приставал Лепилов.
— Отпускай… — вздохнул Сергей.
Вскоре задержанных вывели. В «воронок» затолкали плотника, экскурсовода и директора. Насчет американца Вешняков засомневался и обратился за помощью к начальству:
— А американца куда? Туда?
— Туда, туда, — подтвердил Никольский, которому, проходя мимо, сделал комплимент Сильверстайн:
— По-прежнему ничего не боишься, Никольский.
— Бояться тебе надо, Гриша, — парировал Сергей. — Нынешнее дело — это не ломка чеков у «Березки».
— Переживем, — беззаботно отбрехнулся со ступеньки «воронка» американский миллионер и крикнул Тарасову, стоявшему в позе стороннего наблюдателя: — Помни обо мне, Леха, а то я про тебя вспомню.
Отбыл «воронок», умчались машины сопровождения и наконец отправился в путь «жигуль» Лепилова с двумя совами. На площадке перед музеем остались «Мерседес» и «Ока» (ее подогнали заботливые ребята), а также Тарасов и Никольский.
— Считай, что ты без погон, Никольский, — злобно прошипел Алексей. — Ты грубо нарушил закон, совершив насилие над кандидатом в депутаты, лицом по конституции неприкосновенным.
— Лицо неприкосновенное, — повторил за Тарасовым Никольский и приблизился к старинному врагу. — Но только лицо. А печень? — Левым крюком он ударил Тарасова в печень. — А солнечное сплетение? — Он врезал деляге под дых. — А почки? — Сергей добавил Лешке ребром ладони чуть выше поясницы. Тарасов, захлебываясь дыханием, осел в пыль.
…У Торжка «Оку» обогнал «Мерседес». Водители не смотрели друг на друга.
«Оке» было некуда втиснуться: у входа в отделение плотной цепью выстроилась прибывшая из Осташкова кавалькада. Никольский загнал свою машину в переулок и, хромая, направился на службу.
— Давно прибыли, Вася? — спросил он у Паршикова.
— Только-только. Ну, минут пять… — ответил майор.
Никольский медленно проковылял на второй этаж. Открыл дверь кабинета начальника, который, увидев его, объявил:
— А вот и Никольский. Пора приступать к главному. Лепилов!
