Фермер, не отвечая, остановил взгляд своих холодных глаз на Ришаре, все лицо его перекосила злобная и презрительная гримаса.
– Вот ты, – сказал он наконец, – я видел, ты приходил раньше, а не только сегодня. Ты, может, и неплохой малый, но прислушайся к тому, что я скажу: иди сажать «май» в другом месте, это тебе я говорю.
– Ну ладно, папаша! – Ришар сказал так, как будто речь шла о шутке…
Но Брюно уже начинал горячиться:
– Мы пришли посадить «май». И не уйдем, пока этого не сделаем!
Фермер сделал шаг к нему и произнес, с трудом сдерживаясь:
– Ты где находишься, сопляк?!
Я не знаю, до чего их обоих мог бы довести гнев, но открылась дверь кухни и появилась толстая женщина. Никакой злости на ее восковом, меланхоличном лице не было, но была осторожность, давняя привычка не доверять никому и рассчитывать только на себя.
– А, – сказала она, – это майское дерево. Да, как раз время!
Ее муж проворчал:
– Я им про то же говорю, и пусть поторопятся его увезти.
– Послушайте, мадам, – начал Ришар, – мы не можем так уйти отсюда. Вы же знаете, это обычай.
Она держала руки скрещенными на животе; вид у нее был озадаченный, смущенный, но, однако, она не была раздражена.
– Ну что же, – сказала она, – раз вы уже пришли…
– Вот видите, – воскликнул Брюно, – всегда ведь можно договориться. Вперед, призывники, еще немного усилий – посадим 'май'!
– Тысяча чертей! – взбесился фермер. – Чего ты вмешалась! Ладно, пусть сажают этот их «май», пусть сажает этот простофиля! И пусть она придет, ведь им нужно, чтобы на них полюбовались! – И, направляясь к дому, он прокричал: – Выходи, выходи, Жанни! Явись нам! Тебя тут ждет «май» со всей бандой и твоим голубком с сальными глазками!
Некоторое время мы смотрели на мансарду, где должна была быть Жанни. Потом до нас донесся легкий шум шагов, скрипнула ступенька и все вновь затихло. Наконец в глубине кухни открылась дверь и появилась Жанни.
Я ее не видел с неделю. Но как она изменилась за эти дни! Бледная, внезапно осунувшаяся, на лице налет усталости и разочарования. Та ли это Жанни из пустыни? Конечно, она и не подумала о том, чтобы для нас принарядиться; увидев ее вот так, в нестираном шушуне, залатанной юбке и бесформенных стоптанных башмаках, быть может, надо было думать, что ей хотелось бы нас разочаровать.
– Кажется, это твой праздник, – злорадно произнес фермер. – Ты разве не знала о нем?
Она мрачно, не глядя на Ришара, ответила ему:
– Я ему говорила не приходить.
– Он думал покрасоваться!
Ришар подошел к Жанни и поприветствовал ее. Но она, казалось, его не услышала и не увидела протянутой руки. А фермер, возмущенно пожимая плечами, сказал:
– Конечно, можно отупеть, но до такого! Да он совсем ослеп!
Я увидел, как Ришар внезапно побледнел; его взгляд перескакивал с девушки на фермера, возвращался к Жанни, останавливался; на его длинном скуластом лице отразились эти терзания…
– Да оставь ты их! – шикнула жена фермера.
– Лучше будет, если ты вернешься к своим делам.
– Я ухожу! Достаточно насмотрелся на сегодня. Хоть в альманах помещай. Развлекайся, моя девочка; это ненадолго, и ты это лучше меня знаешь.
– Ну что ж, что касается «мая», – промолвил Брюно, пока фермер шел к хлеву, – можно сказать, что с этим все в порядке!
В глубине кухни, на плите, запела вода в одном из чайников.
– Жанни, – начал было Ришар сдавленным голосом…
Но она вскинула голову, как будто бросая ему вызов, и, выйдя из дома, направилась к одному из сараев.
Что до меня, то у меня было одно желание, одна потребность: бежать из этих мест, где все, что ни видишь и ни слышишь, оборачивается дурной насмешкой. Я отошел к нашей повозке и растянулся на сене. В нескольких шагах от меня Ришар догнал девушку и снова окликнул ее. Она раздраженно обернулась.
– Вы разве не удовлетворены? – спросила она.
– Я же вас предупреждала.
– А я, Жанни, я вам сказал, что вы можете рассчитывать на меня, что бы ни случилось.
Она долго на него смотрела; можно было подумать, что она пыталась прочесть в его глазах что-то и не решалась, пока еще в этом сомневаясь.
– Вы не знаете, что говорите, – прошептала она. Она хотела уйти; он задержал ее за руку:
