поводырем будет. А мне дедушка сказал: «Иди к Олексе, брату Василя из Ясиней, он правильной дорогой тебя по жизни поведет».
— Миро! — позвал Олекса. И когда девушка подошла, сказал ей: — Вот тебе помощница. Позаботься о ней, хорошей комсомолкой будет наша Маричка! Помнишь ее, Юлек?
Фучик пожал приветливо руку смущенной девочке.
«Энергично стоять и дальше во главе угнетенных масс и развивать борьбу»
Олекса и Фучик зашли в маленький ресторан. Клиентами здесь были люди скромные: рабочие, приезжие крестьяне. Их встретил официант, но без обычного в таких местах подобострастного поклона.
— Определи нас в уютный уголок, Иване, — попросил Олекса.
Иван бросил внимательный взгляд на его спутника, признал своего.
— Добре, товарищ Олекса, — ответил.
Юлиус Фучик улыбнулся.
— Популярная ты особа… товарищ Олекса.
Они заняли столик в углу.
— Иване, — сказал Олекса официанту после того, как сделал скромный заказ, — попроси хлопцев, — он кивнул на маленький оркестр на эстраде, — пусть играют для гостя наши, закарпатские…
Оркестр заиграл народные мелодии, Олекса и Фучик заговорили вполголоса.
— Товарищ Готвальд передает тебе привет. Просил сказать, что ЦК окажет закарпатским коммунистам любую возможную помощь. А я… хочу своими глазами увидеть твое Закарпатье…
— Может, напишешь? Здесь есть о чем писать… Борьба разворачивается нешуточная, ожесточенная…
— По всей Чехословакии так… — задумчиво сказал Фучик. — Гитлер рвется к власти, и обстановка везде резко обострилась. Если фашизм победит — мы станем одной из его первых жертв.
— Да, это ясно каждому здравому человеку, — подтвердил Олекса.
— Плохо то, — говорил далее Фучик, — что в ЦК нет единства… Откровенные капитулянты, уклонисты, деятели с сектантскими замашками ослабляют наши силы. Трудно приходится товарищу Готвальду. Но скоро с разбродом будет покончено…
— Давно пора, — горячо поддержал Олекса. — Сейчас мы должны особенно заботиться о сплоченности, о единстве перед угрозой фашизма и войны… В нашей организации подавляющее большинство выступает именно за это! Нельзя во время боя болтаться на нейтральной полосе…
— Товарищ Готвальд поручил передать, — после паузы сказал Фучик, — что ЦК намерен в скором времени рекомендовать тебя первым секретарем крайкома партии…
— Мне бы опыта побольше, — смутился Олекса.
— Мы свой опыт приобретаем в борьбе.
В зал вошла Сирена. Олекса увидел ее, поднял руку.
— Добрый вечер, товарищ Фучик, — сказала Сирена.
— Вечер добрый… Только зови меня просто Юлеком.
— С радостью, — Сирена просияла. — Как Густа?
— Шлет тебе привет. Приглашает в гости.
— Хорошо бы, — мечтательно протянула Сирена. — Олекса, вокруг ресторана полно шпиков. И наглые такие… Один мне говорит: «Передай своим, пусть заканчивают беседу, а то прохладно стоять…»
Юлиус расхохотался.
— Ну и ну! У вас тут по-домашнему…
— Город небольшой, все друг друга знаем… Я уже привык к сопровождению — наступают на пятки, но пока не наглеют… А померзнуть мы их заставим, уйдем черным ходом…
«Время не ждет. Положение чем дальше, тем напряженнее»
По улицам и площадям Берлина шагали отряды штурмовиков. Коричневые истово чеканили шаг, дружно вскидывали руки в фашистском приветствии. У рейхстага бесновалась огромная толпа — ждали появления Гитлера. Перед Берлинским университетом пылали костры из книг. С заводских конвейеров сходили снаряды, танки, пушки…
Но волны беснующейся толпы не докатывались до мрачных серых стен массивного здания, в котором размещалось гестапо. Здесь в одном из тихих кабинетов за массивным столом просматривал документы молодой штандартенфюрер.
Адъютант доложил ему:
— По вашему вызову… Софья Бой-ко, — славянскую фамилию адъютант произнес по складам.
— Пусть войдет, — ответил штандартенфюрер.
Вошла миловидная девушка, одетая, как все берлинские женщины того времени, безвкусно, но с претензией на переменчивую моду.
— Здравствуйте, господин штандартенфюрер. Мне приказали…
— Знаю, — полковник говорил отрывисто, чеканными фразами. — Вы поступаете в наше распоряжение. Формальности выполнены?
— Да, — кивнула София, — я все подписала.
— Аванс?
— Получила…
— Это вам за прежние заслуги. В принципе мы довольны и вашей преданностью идеям фюрера, и вашей информацией о настроениях среди курсантов спецшколы. Есть изменения в семейном положении?
— Нет.
— И быть без нашего согласия не может, — резко сказал полковник. — Вашего… любовника… мы отправили… знаете куда?
— Да, — опустила голову София, чтобы скрыть слезы.
— Оттуда он не выберется. Не помешает вам выполнить особо важное задание. Для таких, как вы, это недозволенная роскошь — спать по любви.
— Как прикажете, господин штандартенфюрер, — оправилась от удара София.
— Вашим местом службы снова будет Закарпатье. Вы приедете туда с дипломом Венского университета. Наши люди позаботятся о том, чтобы вы заняли достойное место в обществе. Вы станете личным секретарем-стенографисткой хорошо знакомого вам пана Волошина… Он не станет вам мешать, — продолжал штандартенфюрер. — В этом крае есть единственная реально опасная для нас сила — коммунисты. Вы должны знать о них все…
— Позвольте… — осмелилась перебить гестаповца София.
— Нет! Я еще не закончил — вопросы потом. Вас наверняка попытается завербовать местная полиция — поторгуйтесь, но не особенно сопротивляйтесь. Начальник полиции — наш давний друг, но о вашей миссии он не знает… Вопросы?
— У меня нет вопросов, — встала и вытянулась София.
— Уже лучше, — проворчал гестаповец. — После инструктажа в наших отделах собирайтесь в путь.
Он протянул ей фотографию Угрюмого.
— Запомните этого человека. Его приказы для вас — закон.
…Родное село Софии лежало у самых гор.
