— Хомутов, — Калугин достал сигарету. — Вы позволите?
— Ради Бога.
— Хомутов был человек с биографией. Бывший полицай. И не просто полицай, а начальник криминального отдела полиции в Гродно.
— Да… Божий старичок. Такой тихий, ласковый. А хватка у него была железная.
Патрушев замолчал, видимо вспоминая что-то. Калугин молчал. Он знал Патрушева не один год. Борис Львович славился своей силой и непоколебимой уверенностью. Но сегодня перед Калугиным сидел совсем другой Патрушев. Напуганный был Борис Львович, ох напуганный.
— Я нынче всего боюсь, — нарушил Патрушев молчание. — Если уж квартиру-музей Алексея Толстого ограбили, то нас и подавно не пощадят.
— Вы мрачно настроены, Борис Львович, мы раскрыли это преступление, и виновные наказаны.
— А особняк Сухотина?
— Работаем.
— Эти люди не побоялись поднять руку на госимущество.
— Найдем.
— Найдите их. Все коллекционеры вам спасибо скажут. Мне говорили, что Хомутов так ничего и не сказал. И денег вы его не нашли. Так это или сплетни? Я не из праздного любопытства спрашиваю.
— В какой-то степени ваша информация верна.
— У Хомутова был помощник. Я о нем ничего не знаю. Слышал только кличку — Каин.
— Кто вам сказал об этом?
— Козлов.
— А он знает этого Каина?
— Нет.
— Так откуда ему все это известно?
— Вы же знаете, что Козлов три месяца был под следствием.
— Слышал что-то.
Калугин прекрасно знал историю Козлова, работавшего начальником реставрационного цеха. Его запутали ушлые дельцы. Три месяца Козлов отсидел в Крестах и вышел оттуда полностью оправданным. Так иногда оборачивается чрезмерная доверчивость, Козлов сам наказал себя на эти три месяца.
— Так вот, — продолжал Патрушев, — эту кличку ему назвал один из уголовников.
— Доверчивый вы человек, Борис Львович, кличка-то прямо из авантюрного романа.
— Смотрите, смотрите. Я все рассказал, что знал.
Ленинградский уголовный розыск.
Спецтелеграмма.
В связи с делом убийства Киреева и ограблением музея просим срочно допросить гр. Козлова Н.В. Нас интересует:
1. Кто из уголовников сообщил ему кличку Каин.
2. Проходила ли данная кличка по вашим разработкам.
— Каин, — сказал Вадим удивленно, — из какого нафталина они вытащили эту кличку. Вот уже подлинно — у страха глаза велики. Вы, Игорь, когда-нибудь слушали нечто подобное?
— За всю свою сыскную практику — впервые. Это напоминает мне рассказы наших ветеранов.
— А что, может быть, так оно и есть. Может, этот Каин — гость из далекого уголовного прошлого. Игорь, не сочтите за труд, пройдитесь по этой кличке. Чем черт не шутит.
На столе зазвонил телефон.
— Орлов… А, Павел Степанович! Ну как? Ждите. — Вадим положил трубку.
— Объявился Алимов. Фомин его караулит. Я сейчас поеду к Гринину.
— К кому? — спросил Калугин.
— К Гринину. фотографу этому. Хочу поговорить с ним.
— Я вам нужен?
— Нет. Игорь, вы займетесь этим Каином, Чертовщина какая-то. Сыскной анахронизм. Каин. Прямо роман о великом сыщике Путилине. Боюсь, что скоро появится некая «Красная маска»!
— Я думаю, Патрушев чего-то недоговаривает. Но уже то, что он назвал Козлова и Каина, — это много. Он боится.
— Чего?
— Я так и не понял.
— Слушайте, Игорь, вы должны с ним встретиться еще раз. А вдруг… Все-таки Лимарев.
— Хорошо.
— Позвоните мне домой в любое время.
Гринин жил на Сивцевом Вражке в двухэтажном деревянном доме, стиснутом со всех сторон элегантными башнями из светлого кирпича. О прошлом здесь напоминали всего три дома, ожидающие своей очереди на слом. Старый особнячок, в котором жил Гранин, пожалуй, первый познакомится с разрушительным ковшом экскаватора. Фундамент его осел, и окна первого этажа практически «лежали» на земле. Грустный был особнячок. Деревянный, выбеленный ветрами, покосившийся. Орлов поднялся на скрипучее крыльцо, толкнул дверь и очутился в тамбуре, перед ним была еще одна дверь. Но как она отличалась от входной! Умело реставрированная, покрытая лаком, украшенная затейливой резьбой, она резко контрастировала с покосившимся фасадом дома. Вадим нажал кнопку звонка. Искаженный домофоном голос спросил: «Кто там?»
— Орлов.
Щелкнул замок, и дверь открылась. Вадим вошел в обшитую светлыми досками прихожую. Они тоже были покрыты лаком, и фактура дерева темновато просвечивала сквозь него. На второй этаж вела затейливо изгибающаяся лестница, обшитая рогожей. Все это было недорого и красиво. Видимо, в этом доме жили рукастые люди. На втором этаже было две двери. В одну чьи-то умелые руки вмонтировали огромный медный объектив, а на второй прибили мольберт.
«Молодцы, — подумал Вадим, — красиво и просто».
Он толкнул дверь с объективом. В коридоре вместо стен были фотопанно. Лес. И Вадим пошел сквозь него к дверям комнаты.
Лица, лица, лица людей — вот что Вадим увидел в комнате. Фотопортреты женщин, стариков, детей. На него со всех сторон смотрели человеческие глаза. Они были как живые. Чувствовалось, что снимал их талантливый мастер.
За маленьким столиком у окна сидели трое. Две женщины и мужчина лет тридцати пяти. Он поднялся навстречу Вадиму.
— Я Гринин.
Высокий, плотный, но не полный, в вытертых джинсах и табачного цвета рубашке. Лицо Гринина покрывал темно-коричневый загар, светлые волосы выгорели до белизны, глаза казались особенно синими.
— Орлов, — Вадим пожал протянутую руку.
— Садитесь. Хотите кофе? — спросил Гринин.
— Хочу.
