министра. Жди звонка.
Кафтанов положил трубку, посмотрел на Губина, улыбнулся.
— Знаете, Степан Андреевич, а Орлов-то — гений.
— Будем ждать? — спросил Ермаков.
— Да, — Вадим достал сигарету и отошел к окну. Он смотрел на степь, думая о странности своей работы. Почему он должен большую часть жизни проводить в бесконечной погоне за кем-то? Почему люди не хотят нормально работать, жить в ладу дома, смотреть телевизор и ходить на футбол? Почему?
— Вадим Николаевич, — спросил Ермаков, — что, Суханов действительно опасный преступник?
— В том-то и дело, что он виноват только в побеге.
— Так его дело пересмотрено?
— Пока нет, но непричастность его к преступлению установлена точно.
— Вот олень глупый. Господи, какой же глупый человек. Странная жизнь пошла. Раньше люди от нужды или голода воровали, теперь от сытости. Помните статью в «Литературке» про грузина одного? У него сорок костюмов было. Зачем человеку добра столько?
— Не знаю, Анатолий Кириллович, сейчас это называют странным словом — вещизм. Другое ужасно— страсть к накопительству. Бессмысленная и порочная. Мне как-то один человек сказал, мол, собирает он все это на черный день.
— Эх, Вадим Николаевич, — Ермаков махнул рукой, — черный день у всех у нас один. И как он подойдет, никакие вещи не понадобятся и никакими деньгами ты от госпожи с косой не откупишься. Я лично так понимаю — одеться красиво надо, квартиру приятно обставить, телевизор цветной купить, хорошо бы машину приобрести. Человек комфортно должен жить, так, чтобы радость была. А деньги эти дикие счастья не приносят. Вот я…
Вадим так и не узнал, что хотел сказать Ермаков, словно колокол, зазвонил телефон спецсвязи.
— Вас, товарищ Орлов, — сказал дежурный телефонист.
Голос Кафтанова был слышен так, словно он говорил из соседней комнаты.
— Заместитель министра дал добро. Вопрос согласован на всех уровнях. Но помни, Вадим, какая ответственность лежит на тебе. К операции подключаются все службы транспортной милиции. МВД высылает в твое распоряжение специальную группу. Действуй и помни. Счастливо тебе.
Генерал положил трубку.
— Ну как? — спросил Ермаков.
Вадим не успел ответить, как вновь зазвонил телефон. На этот раз подозвали Ермакова.
Разговор был коротким, подполковник положил трубку и сказал:
— Я в вашем распоряжении, Вадим Николаевич.
— Пойдемте к карте, Анатолий Кириллович, вы мне кое-чего покажете.
Ветер раскачивал огромные звезды. Казалось, что они противоестественно низко висят над степью, живущей своей особой ночной жизнью.
Он лежал в ночи, мучаясь от холода, впадая в короткую дремоту, вернее, забытье. Но и в этом забытьи он видел такие же звезды, только еще более низко висящие, почти у самого лица.
Когда-то в институте они с товарищами любили петь старую блатную песню о побеге.
Тогда его эти песни веселили. Теперь он вспоминал с отвращением их слова и даже мелодию.
Он бежал в эту бескрайнюю степь, зная точно, что выберется из нее.
Суханов в гонке всегда приходил первым. С того самого дня, как в далекие времена сел за руль машины в клубе юных автомобилистов.
У него еще не было четкого плана. Он еще не знал, как это случится, но в одном Валентин Суханов был уверен твердо — до Москвы он доберется.
Когда в зоне к нему подошел прибывший с последним этапом нагловатый парень из блатных и спросил: «Ты Суханов?», он сначала не понял, зачем мог понадобиться этому человеку. Валентин вообще всю жизнь, еще с дворового детства, презирал подобных людей. И в Бутырской тюрьме, на пересылке, на этапе, здесь, в колонии, держал их на расстоянии. Он знал, что эта сволочь боится одного — силы. А силы у него хватало на четверых.
— Ну, — ответил тогда брезгливо Валентин.
— Слушай, кто сказал — не открою, да и не надо тебе. Но человек верный, законник. Ты его знаешь, он в Сокольниках в магазине пока пристроился.
— Семен?
— Он. И просил тебе этот человек верное слово передать, что баба твоя никакая тому человеку не племянница, а любовница, и что ты за их дело здесь срок тянешь, а они, падлы, там красиво гужуются.
— Ты! — сказал Суханов и рванул парня за куртку.
— Погоди, — пытаясь вырваться, сказал тот, — дослушай. Человек велел тебе кое-что припомнить. Ресторан «Архангельское», день рождения Семена и как быстро к тебе милиция приехала.
— Ну?
— А приехала она быстро потому, что тот самый дядя, как к тебе картинки привезли, так и навел.
Суханов почти не спал неделю, сопоставляя факты, вновь и вновь продумывая свои взаимоотношения с Наташей. И только здесь, анализируя все, разбирая свою любовь к ней, как маршрут огромной гонки, понял, что прав был этот блатной парень. Странная это была любовь. Год он ухаживал за женщиной. Они встречались, ходили в кино и кафе, она говорила ему о своей любви. Он привозил ей подарки из за рубежа. В тот год он с командой много выезжал. Наташа тащила его в ресторан, и почти всегда там появлялся ее дядя-отчим, какой-то крупный ученый. И обязательно, ссылаясь на недомогание, просил Наташу остаться у него, не бросать старика, хотя на этом старике можно было вместо подъемника толкать двигатель от «Мерседеса». И разговоры он заводил какие-то странные. О валюте, контрабанде, провозе ценностей.
Наташа говорила ему:
— Ты пойми, у меня, кроме дяди Юры, никого нет. Он спас меня, вырастил, помог стать такой, какой ты меня любишь.
Иногда Валентину казалось, что Юрий Петрович прощупывает его, проверяет, словно готовит для чего-то. Только один раз она приехала к нему. И они провели вместе всю ночь, и близость их была нежна и прекрасна. А утром, рыдая, она рассказала о своем горе и об опасности, грозящей ей, и он велел привезти картинки к нему. В десять их привезли, а в одиннадцать пришла милиция. Утром, тем самым прекрасным утром, когда она вдруг рассказала ему о своем горе, Наташа сказала, что может случиться с ним самое страшное. Но он должен помнить — она его жена и не бросит его до конца жизни. Пусть арест, пусть суд, пусть срок. Ей надо время найти виновного и через год, максимум, он будет на свободе.
И он прошел все. Арест, следствие, суд. Он взял на себя вину. Только одно тогда поразило его: как на даче у Муравьева могли найти бутылку шампанского с его отпечатками пальцев?
День рождения Семена, странный день рождения, на котором и выпили всего одну бутылку, а потом уехали.
Вот, значит, как обошлись они с ним. Ничего, он найдет их в Москве. Нет, не их. Юрия Петровича найдет и отвезет в милицию. Нет, все-таки и ее, пусть там она расскажет о той ночи и о том утре. А потом…
Что случится потом, ему думать не хотелось.
Ночь уходила, и звезды все дальше и дальше удалялись от земли. Вскоре они сделались едва
