— Мы уже встречались, — сказал Андрей. — Приветствую вас! Но не понимаю, почему меня пригласили сюда, в жандармерию, а не в полицию? — спросил Андрей.
— Любопытно, что вы сами предполагаете?
— Я думаю, речь пойдет об этой печальной истории с мальчиком, моим помощником.
— Да, это очень прискорбно, — согласился офицер.
— Я ранен в правое плечо, но убийца хотел всадить мне нож под левую лопатку. Счастье мое — я вовремя повернулся.
— И кого же вы увидели?
— Лицо убийцы было закрыто белой повязкой, а папаха надвинута почти на глаза…
— Прямо как в страшном романе, — чуть усмехаясь, сказал офицер и бросил четки на стол. — Довольно играть в жмурки, господин Долматов! Где вы провели ночь? Кто оказал вам помощь?
— Вот об этом, господин офицер, я не скажу.
Офицер гмыкнул:
— Дама! — произнес он с вызовом. — Кодекс аристократической чести велит вам молчать. Но я помогу вам Кое-что понять. — Офицер позвонил и приказал вошедшему помощнику: — Поручика Аскар- Нияза — сюда!
Аскар-Нияз подал правую руку и поморщился, когда Андрей пожал ее.
— У вас болит рука? — спросил Андрей.
Аскар-Нияз буркнул что-то неопределенное.
— Какого черта всем вам — от грязного купчика до жандармерии дался этот сопливый мальчишка Касым? — спросил он.
— Вынужден напомнить, господин юзбаши, что здесь спрашиваю я. Лишь из уважения к сану вашего отца я отвечу. Произошло ритуальное похищение. Город, вся страна возмущены. Вот! — Офицер потряс пачкой газет. Он прочитал вслух один заголовок: — «Мусульманский отрок в лапах у неверных!» Мы обязаны принять меры и успокоить народ. Мальчишка должен быть найден! — Офицер пристукнул по газетам ладонью. — Вот вы показали, — обратился он к Аскар-Ниязу, — что кто-то вышиб из вашей руки пистолет. Я спрошу еще раз у вас! теперь в присутствии господина Долматова: кто?
— Я говорил однажды: высокий худой человек.
— Лицо его было закрыто белой чалмой?
— Может, темной, — ответил Аскар-Нияз. — Я стоял к нему спиной. Мог и не разглядеть.
— Почему спиной?
— Я говорил: впереди, в темноте, прятался тот самый верзила, который уволок мальчишку. Я искал его, чтобы застрелить, но меня сзади стукнули по руке. — Аскар-Нияз сердился. — Сто раз я повторял это!
— Так, — сказал офицер, помассировал свои литые щеки и посмотрел на Андрея. — А что делал в это время господин Долматов? Только не говорите, ради бога, что после того, как вы проводили юзбаши Аскар-Нияза и мальчика, вы легли в постель и уснули сном праведника!
— Именно так я и поступил бы, если бы знал, что мое времяпрепровождение заинтересует жандармерию, — ответил Андрей. — Но меня дома не было. Это все, что я вам могу сказать.
Офицер изобразил на лице недоумение.
— Если человек ведет себя по-человечески, а не по-скотски, то уже одно это вызывает подозрение, — пояснил Аскар-Нияз.
— Ох, юзбаши, юзбаши… — офицер вздохнул. — Во всем вы орел, а зрение у вас, извините, куриное.
Аскар-Нияз вскочил. Андрей попросил его:
— Сядьте, поручик. — Он обратился к офицеру: — Я требую, чтобы мне сообщили определенно, в чем меня обвиняют.
— Хорошо! — голос офицера зазвенел. — Андрей Долматов! Вы обвиняетесь в том, что в ночь на третье ноября совершили нападение на юзбаши Аскар-Нияза, сидящего сейчас напротив вас, и вместе со своими, пока еще не найденными, сообщниками похитили в неизвестных целях мусульманского мальчика по имени Кязим, которого по-узбекски называют Касым. На основании этого обвинения я беру вас под арест. А вы, юзбаши, можете быть свободны. Только распишитесь вот здесь.
— Я утверждаю, что Касыма похитил не Долматов, а совсем другой человек! — Аскар-Нияз встал.
— Ценю ваше благородство, но оно ни к чему, — офицер опять улыбался.
— Я протестую! — сказал Андрей.
— Я тоже сожалею о случившемся, — произнес офицер. — Постарайтесь вспомнить, где вы были ночью, и все уладится. — Он приказал вошедшему солдату: — Уведите арестованного!
Вечером того же дня в гостиной у мадам Ланжу поручик Аскар-Нияз в стороне от всех пил горькую. Он был лохмат, мрачен, и никто не решался приблизиться к нему. За ломберным столом разыгрывали бесконечную партию в вист аристократические старички и старушки. Мадам Ланжу беседовала с герром Хюгелем. Они устроились у камина и разговаривали, наклонив головы близко друг к другу. Терский — он появился недавно — листал журнал и время от времени нехотя пытался вывести Владика Синяева из пьяного оцепенения.
Пришла Ася, и это встряхнуло всех. Она была обеспокоена. Это не укрылось ни от кого.
Владик икнул:
— У мадемуазель Антоновой имеются надежные и небескорыстные покровители.
Ася посмотрела на Владика сухими глазами.
— Спасибо, — сказала она. — Я полагала, меня уже невозможно оскорбить. Оказывается, это не так. — Ася направилась к двери, не обращая внимания на мадам Ланжу и Хюгеля, пытавшихся ее удержать, но на середину гостиной вышел, уверенно ступая ногами, обутыми в сапоги тонкой кожи, поручик Аскар- Нияз. Он осторожно остановил Асю, дотронувшись до ее локтя, и обратился к Владику:
— Извольте, князь, принести свои извинения мадемуазель Антоновой. Иначе вам придется иметь дело со мной.
Владик вскочил. Лицо его задергалось.
— Вы! — закричал он. — Какое право имеете вы, азиат и хам, требовать чего-то от меня, русского князя?! Пусть с вами имеют дело вшивые большевички! Я достаточно брезглив, чтобы общаться с вами.
— Вы по-скотски пьяны, и поэтому я пренебрегаю вашими оскорблениями, — сказал Аскар-Нияз, — но я все же заставлю вас встать на колени перед мадемуазель Асей. Вы сделаете это, или я вас побью.
— Хватит, господа! — Хюгель встал между ними. — Вы оба зашли слишком далеко. Перенесем на завтра выяснение ваших отношений.
— Нет! — Владик упрямо пристукнул ногой. — Сейчас. Мы еще посмотрим, кому перед кем придется встать на колени. Читайте. Только вслух. — Он сунул Аскар-Ниязу синий конверт. — И погромче, чтобы мадемуазель Асенька слышала каждое слово. — Он сел, не скрывая торжества, положив ногу на ногу.
— Дайте мне! — герр Хюгель поспешно протянул руку.
— Это не по-немецки, — сказал Аскар-Нияз. — Так что уж разрешите я сам как-нибудь. — Он поостыл, потому что успел пробежать глазами первые строки небольшого письма.
— Боже! Наверное, какая-нибудь гадость… Я уведу дам, — сказала Ланжу.
— Нет, — возразил Аскар-Нияз. — Это можно и даже необходимо послушать всем. — И он громко прочел:
«Город Ташкент.
Народному комиссару просвещения Узбекской республики.
Уважаемый гражданин комиссар!
Находясь за границей по личным причинам, не имеющим в данном случае значения, я узнал, что в июне 1914 года через Ташкент в Вену на международный аукцион были отправлены картины, написанные талантливым русским художником Алексеем Львовичем Антоновым, учеником Верещагина. Эти полотна
