внимание окружающих. Битье посуды было неслыханным происшествием в Клубе.
— Я давно просил слова, — справившись с дрожью в голосе, начал Феликс Моисеевич, — но никто меня не слушает. А ведь вы, все вы, — он обвел взглядом присутствующих за столом, — присутствуете при событии, которое перевернет весь мир. Вся важность события в том, что мы с вами находимся в центре земли. Именно здесь находится ее центр.
— Чушь какая-то, — пробасил критик Виктор Леонидович, но Феликс Моисеевич не обратил на это внимания и продолжал.
— В это трудно поверить, но мы находимся на самой главной точке планеты, называемой 'Пуп Земли'. Это показали многие расчеты ученых и мои собственные. Когда-то благодаря 'Большому взрыву' возникла наша вселенная…
— Короче, что вы хотите сказать? — снова встрял в речь критик.
— Я хочу сказать… — сбился Феликс Моисеевич. — Я хочу сказать, что я вот нажму сейчас вот эту кнопку, — он показал всем небольшой приборчик в руке. — И все это и все мы с вами через три минуты окажемся в другом мире. А на земле наступит новая эра. Вся эта мерзкая грязная шкура земли всосется в эту дыру на Пупе Земли, и на планете наступит другая эпоха, зародится другая жизнь и, может быть, эта жизнь будет лучше нашей… Она наверняка будет лучше нашей, потому что лучше нее все что угодно. Люди не должны так жить.
— А что он ест? Что ест обычно? — стали перешептываться за столом. — Какая часть ему обычно доставалась? — но никто не знал.
— И если на этом Пупе Земли взорвать пятьдесят килограмм тротила, — продолжал Феликс Моисеевич, — жизнь на земле начнется заново. Поймите, нам не нужно будет уничтожать себе подобных, чтобы выжить, не будет воин и катастроф, жизнь станет совсем другой — радостной и счастливой. Ведь новорожденное человечество будет чистым и светлым. Так что если пятьдесят килограммов тротила…
— А где тротил-то взять? — спросил кто-то из-за стола.
— Да вон он, в углу лежит в сумках, — все посмотрели в указанном Феликсом Моисеевичем направлении и, вправду, увидели там две спортивные сумки, в которых что-то лежало. — И сейчас я нажму эту кнопочку, и все это станет другим, светлым и радостным, как в детстве.
— Это вы дело хорошее замыслили, — оценил с места Анатолий Николаевич, потирая сытый живот. — Благородное дело. Вот только нужно ли это людям-то? Вы бы их спросили. Каждого в отдельности, нужно ли им всемирное счастье, когда их уже не будет. А может быть, их свое личное несчастье устраивает. Или вы, что ли, за них решать будете?
— Да, буду, — уверенно ответил Феликс Моисеевич. — Я знаю, что всем людям от этого станет только лучше.
— Да они и сами не знают, что им счастье нужно, — пояснил кто-то.
— Тогда я за! — сказал Анатолий Николаевич. — Я вообще очень люблю людей и хочу, чтобы им всем было хорошо.
— Я тоже обожаю! — подхватили Эльвира Константиновна. — Только вот здоровью своему они мало внимания уделяют.
— Ну что же! — поднялся один из писателей почвенников с черной бородой. — Писатель должен любить людей, иначе он не напишет ничего путного.
— А ты и не пишешь, — буркнул критик.
Но писатель не услышал.
— Ведь эта слезинка достоевского ребенка, ведь она… — писатель смахнул слезинку. — Да я тоже за! Взрывай все это дерьмо к чертовой матери! Натерпелись!
Он сел расчувствовавшись.
И все тут вдруг подхватили, зашумели. Как искренне, как отчаянно они любили человечество и каждого человека в отдельности. Куда там Достоевскому и Толстому с их восторжено-идиотической слюнявой любовью. Да они чуть не передрались, кому нажимать эту кнопку.
Максим смотрел на членов Клуба с чувством искренней любви, восторга и счастья.
Сегодня был лучший день в их жизни — День всех влюбленных.
И все они любили друг друга и всех нас, и каждого в отдельности.
— Что это грохнуло? — сказала Марина, подходя к окну и с тревогой глядя на улицу.
Идиоты брат с сестрой подошли к окну и встали у нее за спиной.
— Ой! Смотри-ка, Костик, твоя дверь открылась! — воскликнула Мотя весело и захлопала в ладоши, подпрыгнув.
Дверь, нарисованная на стене противоположного дома, и в правду, приоткрылась слегка.
Землетрясение началось, что ли? А ветер-то какой поднялся!..
— Как пылесос втягивает. И мусор, и грязь, и мерзость со всей Земли… — сказал Костя.
— И крыши и дома, — добавила Мотя.
— А нам это безразлично…. — сказал Костя. — Эни, бени, раба — квинтер, финтер, жаба. Кто не спрятался — я не виноват.
Лопоухий огромный Колян по пояс голый, сидя на диване, ритмично кивал на каждое слово… но смысла не понимал.
