– Ну вот, Пал Палыч вас, бомжей, сразу узнает. А ты говоришь, не бомж.
Действительно, вид у Ильи был задрипанный: куртка перепачкана в пыли, на ботинках не было шнурков – их сняли в милиции, брюки на коленке порвались при падении. Он уже два дня не брился, не мылся и не причесывался. В общем, бомж бомжом.
– Ну чего, Пал Палыч, – продолжал парень, держа свою тяжеленную руку на плече у Ильи. – Выкинем его на ходу? Подумаешь, одним бомжом больше – одним меньше…
– Не нужно меня выбрасывать, – негромко сказал Илья.
– Да что ты, бомж? Пошутил я, не выбросим. Ты, видно, натерпелся, что даже шуток не понимаешь. Вон садись, сейчас чаю тебе дам. Как оказался-то тут?
– За мной гнался один… – проговорил Илья, садясь на откидное сиденье.
– Ну да?! – оживился машинист, усаживаясь рядом в кресло. – Это такой здоровенный зомби, да?!
Илья кивнул.
– Слышал. Пал Паныч? Так этот зомби его ловил.
Пал Палыч, сидя перед пультом управления, через ветровое стекло зорко вглядывался в ночь: он уже двадцать пять лет вглядывался, оттого лицо его было сморщенным, уж чего он только не перевидал за эти годы.
– Мы его видели. Ужас! Может, извращенец?! Не хотел бы я, чтоб такой… А чего он от тебя хотел-то?
– Даже не знаю, – признался Илья. – Никак от него не убежать, как рок какой-то.
– Ну, жуткий у тебя рок. А звать-то тебя как?
Самого помощника машиниста звали Виктор. Он налил Илье из термоса чаю, угостил бутербродами. Илья, вспоминая вкус тюремной баланды, ел с удовольствием.
Илья впервые оказался в кабине электровоза, и ему было интересно и страшновато – кабину болтало, кругом все громыхало, только приборы горели в полумраке.
– Ну, теперь маньячина тебя не догонит. Если, конечно, в вагон где-нибудь не залез.
Илья не ответил.
– Мы вообще-то тебя должны были бы в милицию сдать по инструкции, но не боись, не будем. Правда, Пал Палыч?
Рулевой кивнул, не посмотрев в их сторону – он боялся пропустить указующий знак семафора.
– А куда состав-то идет?
– В Новгород, там день стоять будем.
– В Новгород?! – радостно и изумленно воскликнул Илья, не веря своим ушам. – В Новгород?!
Он даже привстал от радости.
– А ты чего, бывал там?
– Бывал, – вздохнул Илья, мечтательно глядя вдаль.
Он вдруг почувствовал облегчение. Он ехал домой, на родину, в мир, где все стоит на своих местах, где жизнь размеренна и спокойна. Как же устал Илья от этих приключений…
– Бывал, – повторил он с облегчением. – И уж теперь никогда оттуда не уеду.
Вдруг что-то с силой ударило по кабине. Звоном отдалось в корпусе. Илья напрягся.
– Чего это зазвенело? – Виктор повернулся к Пал Палычу. – Человек?
Пал Палыч помолчал, а потом сказал нехотя:
– Человек не так звенят. Сколько тебя учить? Человек – с этаким растягом. Дольше звенит, потому как выше. А это мелкая тварь. Кабан, может.
– Нет, Пал Палыч, уж я слышал, как кабан звенит. Я, когда в Уссурийск составы гонял…
Но Пал Палыч перебил:
– Там кабан не тот, крупнее местного. Там лось звенит, как грузовик. А здесь я раз коровой звенел, так думал, поросенок, такая дохлая.
Илья слушал разговор, не понимая узкопрофессиональной терминологии.
– А как это звенит? – найдя промежуток, решился Илья прояснить обстановку.
– Как, как. Сбивает когда состав кого-нибудь, так обшивка звенит, чего ж тут непонятного, – простодушно пояснил Виктор.
– И часто люди попадаются?
– Не скажу, что каждые пять минут, но бывает. Выскочит кто-нибудь из кустов… и звенит. Но все по- разному, у каждого свой звон: корова, птица, человек… Если видим заранее, останавливаем, если можем. Раньше-то, услышав звон, состав останавливали и пострадавшего собирали по частям. Точно, Пал Палыч? – Машинист, не отрывая взгляда от дороги, кивнул. – И я собирая, график сбивали этим здорово. Теперь не останавливаем. Даем на ближайшую станцию информацию, они бригаду сборщиков присылают. Это ж поезд, а не велосипед – тут не поможешь, только из графика выбьешься. Вот недавно случай у меня был, это до того как с Пал Палычем в бригаду попал. Днем ехали. Видимость паршивая – туман – вдруг из этого тумана выступает человек и идет прямо на поезд. Даем сигнал, хоть бы что. Подъезжаем ближе – старуха в платке. Вдруг она, карга старая, встает на колени и кладет голову на рельсы. Это не смешно, – вдруг
