штор, одеждой. А называется он «Чудесная находка».
Гэри было трудно представить себя в таком магазине. В его списке покупок обычно значились доски, тачки и корзины для сбора яблок.
— В магазине все будет в порядке, — как бы убеждая себя, повторила Софи.
— Тогда почему вы нервничаете?
— Нервы здесь ни при чем.
Но он же видит, что с ней что-то происходит.
— Вам не о чем беспокоиться. Суд займет не более трех дней. Я вообще не понимаю, зачем так долго…
— Нас предупредили не обсуждать процесс. — Щеки Софи порозовели.
— Все же вас что-то беспокоит, — настаивал Гэри.
— Просто ситуация печальная. Мне жаль обоих. Но давайте не будем об этом говорить. Лучше расскажите о вашем сыне.
— Его зовут Тим. Ему четырнадцать.
— Он живет с вами?
— Да.
Софи отправила в рот ложку йогурта. Гэри смотрел, как сжались ее губы, как двигался ее остренький подбородок, как она сглотнула… Она просто ела, но движения ее губ почему-то его возбуждали. Что за черт!
— Должно быть, трудный возраст. Вы, наверно, волнуетесь, что он один дома?
— До трех он в школе, а дома его ждет мой отец. Он живет с нами. И еще две собаки.
— А скот вы держите?
— У меня не ранчо, а яблоневый сад.
— Все же… Я подумала, может, вы разводите кур или другую живность.
— С курами много хлопот. Я бы никогда не стал их разводить. А коровы дороги. Чтобы вести молочное хозяйство, надо иметь порядочное стадо, чтобы оправдать затраты на оборудование. А если разводить скот на мясо, надо иметь много земли под пастбища.
— А выращивать яблоки — это выгодно?
— Да. Работы хватает, но у нас для этого подходящий климат. Еще мы выращиваем кукурузу, картофель, всякую зелень и табак.
— Табак? — изумилась Софи.
— Крупнолистный, для сигар. Когда-то в нашем штате его много выращивали. А вы не из этих мест?
— Я выросла к югу от Сан-Франциско, в Кармеле. Вы, наверное, о таком городе и не слышали… Он стал знаменитым, когда мэром избрали Клинта Иствуда[1].
— Я и до этого знал о Кармеле, — рассмеялся Гэри. — Вы думаете, что я провинциал, деревенщина.
— Ну… — неуверенно произнесла Софи, — вы фермер…
— Да, фермер, но вас, вероятно, удивит, если я скажу, что у нас есть и электричество, и центральное отопление, и кабельное телевидение — все, что есть в городе. В Калифорнии тоже есть фермы, а сельское хозяйство, между прочим, самая большая отрасль производства в стране.
— Я знаю. Просто я всегда жила в городе.
— Я тоже практически живу в городе. Он называется Стоу, и у нас есть торговый центр, почта и все, что полагается. А кроме того, есть то, чего нет в вашем Кэмбридже, — покой, тихие сельские дороги и пологие холмы, покрытые лесом. Тишина.
— Я бы с ума сошла в таком месте, — призналась Софи. — Я люблю город, весь этот шум и суету. Как говорится, есть воробьи городские, а есть деревенские, — пояснила она.
Вот, значит, как. Она городской воробей, а он — деревенский. Ему как-то больше хотелось думать о себе как о хитром лисе или жеребце. Впрочем, памятуя о воспитательном примере для Тима, он вряд ли мог бы себе позволить поведение жеребца. Но факт оставался фактом: она городская, а он — деревенский. Через два дня они вернутся каждый к своей жизни: он — к тишине и покою, она — к шуму и суете, и больше они никогда не встретятся.
Однако он все-таки не воробей, а лис, жеребец. Мужчина. Гэри протянул руку и слегка коснулся ее пальцев.
— Нам пора возвращаться. — (Софи вздрогнула и нервно облизнула губы, но руки не отняла.) — Неизвестно, сколько придется дожидаться лифта.
Гэри снова коснулся ее руки. Он явно играет с огнем: ему стало жарко от одного этого прикосновения. Следует быть посдержанней.
Но тут Софи подняла взгляд, и он увидел в ее глазах отражение своих собственных чувств, которые пока еще смутно, но овладевали им, — панический страх, возбуждение, сожаление. Тоску и томление.
К четырем часам, когда судья объявила об окончании судебного заседания, Софи почувствовала, что страшно устала. Им пришлось выслушать длинный рассказ матери Джоселин о приготовлениях к венчанию, которое должно было состояться в небольшом городке под Бостоном, в церквушке, построенной еще Генри Фордом. После церемонии молодым предстояло проследовать в запряженном лошадьми экипаже к не менее исторической гостинице, где предполагался обед на двести человек. Миссис Креймер заявила, что наряд невесты и платья подружек стоили более шести тысяч долларов. Были заказаны цветы, наняты музыканты и фотограф, в гостиницах зарезервированы номера для ста двадцати трех гостей из других городов. По подсчетам миссис Креймер, все это обошлось более чем в тридцать тысяч долларов, не считая стоимости авиабилетов.
А в утро свадьбы, менее чем за два часа до начала церемонии, когда Джоселин уже обрядили в расшитое жемчугом платье, которое было точной копией старинных свадебных нарядов и стоило три тысячи сто долларов, Рональд Макгвайер неожиданно передумал.
Слава Богу, что их отношения с Митчелом не зашли так далеко, размышляла Софи. На жалованье ее отца, профессора искусствоведения, и мизерные случайные заработки матери вряд ли можно было бы устроить такую пышную свадьбу. Но родители Митчела наверняка захотели бы для своего сына что-нибудь наподобие того, что затевали Креймеры.
Сумма затрат на свадьбу впечатляла, но гораздо важнее, по мнению Софи, был моральный ущерб, нанесенный Джоселин. Если бы приговор надо было вынести сегодня, она не задумываясь потребовала бы, чтобы эта скотина Макгвайер заплатил не менее миллиона долларов.
— Заседание возобновится завтра ровно в девять утра. — Судья стукнула молотком. — Прошу не опаздывать.
У Софи разболелась голова, тело было напряжено, пальцы ныли оттого, что она все записывала в блокнот. Но хуже всего было то, что душа ее пребывала в смятении. Частично из-за сочувствия к истице, но главным образом потому, что стоило ей взглянуть на Гэри или услышать его хрипловатый голос, как ее захлестывала волна физического возбуждения и мысли начинали путаться. Прошло не так уж много времени с тех пор, как Софи пострадала от вероломства мужчины, а она уже готова снова поддаться обаянию человека, совершенно ей незнакомого. Почему она все время думает о Гэри, о его сыне и о его собаках, яблонях, о сельской тишине и покое?
Ведь она нервничает, когда кругом тихо, а покой ей кажется скучным. К тому же у собак вечно текут слюни, а сельские дороги ведут в никуда. Вот о чем надо думать.
— Вас подвезти? — (Что за привычка подкрадываться? А что за нелепость так реагировать на простой вопрос?) — Я могу подбросить вас до Кэмбриджа.
— Спасибо, я возьму такси.
— Мне ведь по пути.
Если сесть к нему в машину, может случиться непоправимое. Она даст волю своему воображению, станет думать о том, как он гладит ей руку, какой мужественный у него профиль и все такое. К тому же они могут начать обсуждать сегодняшнее слушание, а это запрещено. А если кто-нибудь увидит, как они вместе уехали, поползут слухи, что может нанести вред всей судебной процедуре.
